Письма (2 мая 1983 г. — 20 февраля 1984 г.) - Сергей Довлатов - Игорь Ефимов.
Эпистолярный роман. с. 256-289.
<< В начало
ПИСЬМА 2 мая 1983 г. — 20 февраля 1984 г.
Ефимов — Довлатову
2 мая 1983 года
Дорогой Сережа! Посылаю три книги:
1. Черток. «Последняя любовь Маяковского».
2. Паперно. «Записки московского пианиста».
3. Коган. «Соляной столб».
Книга Когана, возможно, уже была отрецензирована парижским отделом «Свободы» — проверьте, чтобы не работать зря. О Чертоке можно писать сразу. А вот Паперно умолял ни в коем случае по радио о книге не передавать. Он (безумец) хочет съездить в Союз (хотя даже в посольстве ему сказали, чтобы забыл и думать) и поэтому старается вести себя тихо-тихо. (Но при этом отрывки в НРС печатает.) Если очень понравится (а книга написана очень хорошо), можете позвонить ему, попробовать уговорить. Телефон: (312) 761-4413.
Еще раз поздравляю с Кнопфом и договором. Я тоже сейчас скребусь с разных сторон в американские издательства, но пока все глухо. На днях послал четыре переведенных главы из «Архивов» в «Вайкинг» (через агентшу, которая живет в Сиэтле — довольно кривой путь).
Как там Лена? Обнимаю,
всегда Ваш, Игорь.
Довлатов — Ефимову
21 июня 1983 года
Дорогие Игорь, Марина!
С некоторым трепетом посылаю вам «Заповедник». Как всегда, ни малейшей уверенности в качестве. Сюжета нет, идеи нет, язык обыкновенный. Что же, по-моему, все-таки есть? Есть, мне кажется, голоса, картины и лица, что-то вроде панорамы деревенской жизни, есть, наконец, какая-то любовная история. Короче, ознакомьтесь.
Надеюсь, ваше издательство сохранило благородную традицию делать по 150 замечаний автору, из которых со 145-ю автор полностью согласен?
Дальше — некоторые технические моменты.
1. Если по какой угодно (неустранимой) причине вы раздумали печатать «Заповедник», то сообщите мне об этом без малейшего стеснения и с абсолютной прямотой. Отношения не пострадают, какой бы эта причина ни была.
2. Если изменилось что-то в условиях (200 экземпляров — без права ими торговать, а с правом лишь дарить), то скажите мне об этом также прямо и просто.
3. Формат (как набора, так и всей книжки) — на ваше усмотрение. Мне бы хотелось, чтобы она была не больше «Зоны», а то получится большая и тонкая, как журнал.
4. Шрифт — на ваше же усмотрение, в «Зоне» был хороший, наверное — рубленая десятка.
5. Я намерен употребить все усилия, чтобы опечаток не было, мама и Лена прочтут корректуру, я тоже, разумеется, прочту и буду изводить Игоря просьбами о дополнительных сверках. Как бы это вас ни раздражало, помните, что это делается для общего блага. Все дополнительные расходы по пересылке я с удовольствием оплачу.
6. Обложку, если можно, я сделаю сам, учту все ваши замечания, буду переделывать до тех пор, пока она всех не удовлетворит. Первый вариант — дрянь, Игорь прав. Я найду один рисунок Пушкина и использую его. Фотографий у меня теперь много. Цвет подберем.
7. Обратите при наборе внимание на знаки (соединение) и (разъединение). Этих знаков довольно много и их легко перепутать. А поправить в макете очень трудно.
8. Посвящение «Моей жене...» и так далее — как бы входит в сюжет, так же, как указание на 114 странице — «Июнь 1983 года, Нью-Йорк».
Заранее благодарю за внимательное (привычно) отношение.
Новости у нас такие:
Лена в больнице, ей удалили аппендикс, завтра (в среду) выходит. Все благополучно. У нее были сильные боли, а я как раз в это время прочитал статью Проффера о раке в «Вашингтон пост», о том, как у него было подозрение на аппендицит, а обнаружился рак. Поэтому мы довольно много нервничали. Но все, кажется, обошлось.
Восемь дней, что Лена отсутствовала, я воевал с ребенком и полностью обессилел. Нянька приходит с 12 до 6, остальное время творилось что-то страшное. Это типичный «вождь краснокожих», очень шаловливый, вредный и опасный.
Вся русская общественность бурлит по поводу фильма об эмиграции и насчет гастролей Кобзона с бригадой. Во все эти дела я каким-то образом глупо и бессмысленно втянут, что-то писал по этому поводу, наслушался, как всегда, упреков и т.д. Степень низости, полной и всесторонней, в которой пребывает местное общество, невыразима, нет слов, нет слов...
Права на «Компромисс» продаются в самые неожиданные страны, включая «третий мир» и даже Финляндию. Европейские гонорары смехотворны.
До осени будут напечатаны по-английски 4 рассказа, но только за один заплатят ощутимо, а за рассказ, например, «Ищу человека» (из «Компромисса») объемом в 16 страниц журнал «Коламбия джорнэлизм» собирается уплатить 35 долларов, из которых моему богачу-агенту полагается три пятьдесят.
Как-то раз я спросил его (агента):
— Если ты против капитализма и хочешь его гибели, почему же ты такой богатый? А он, естественно, ответил:
— Я ненавижу капитализм и хочу его гибели, но пока капитализм еще жив, я предпочитаю быть богатым... Вот такие они и есть...
Всех обнимаю и с тревогой жду ваших отзывов... Привет женскому полу.
Ваш С.Д.
Довлатов — Ефимову
20 июля 1983 года
Дорогой Игорь!
Посылаю Вам 7 вариантов обложки (так сказать — эскизы) и 7 же вариантов моего изображения.
Я просмотрел довольно много книг и понял, что рисунки Пушкина использовать трудно, а виды заповедника (например, валуны у дороги) — тусклые, серые и тоже не годятся.
Насколько я помню. Вы хотели обозначить на обложке заповедник, как именно Пушкинский заповедник, я же склоняюсь к более общей (или более расплывчатой) метафоре — заповедник, Россия, деревня, прощание с родиной, скотский хутор. И т.д.
Конкретность же могут дать те фотографии, где я не один, а с Катей и с приятелями — в заповеднике. Подпись может быть: «Группа молодых ленинградских писателей... Справа — такой-то...»
Шрифт рисованный (мною, увы) на обложке, я думаю, не годится. Это быстро надоедает, лучше не рисковать. Я закажу типографские — заголовок и фамилию — для обложки и для титула.
Короче говоря, посмотрите. Если не понравится ни один вариант, будем думать дальше. Если что-то понравится — хорошо. Идеально было бы получить такой отзыв: «Два варианта (такие-то) категорически не устраивают, три (такие-то) — ни то ни се, а два (такие-то) вроде бы приемлемы.
Все типографские цацки (фотостаты, заголовки, выворотки) я изготовлю сам и гордо беру эти мелкие расходы на себя.
Будете разглядывать картинки — посоветуйтесь с Мариной. С детьми не советуйтесь — они все обругают.
Будьте здоровы, цветите, богатейте.
Копию из «Русской мысли» вышлю в понедельник.
Ваш С. Довлатов.
Ефимов — Довлатову
25 июля 1983 года
Дорогой Сережа!
Из присланных вариантов обложки мне больше всего понравился тот, где сюрреалистическая мешанина карт, ламп, церквей, деревьев. Шрифт — темный на светлом — тоже устраивает. Кстати, чья это картинка? Калинина? Существует ли она в более четком варианте?
На заднюю обложку можно Вас с Катей. С приятелями не годится: во-первых, слишком документально, во-вторых, не стоит подводить людей, оставшихся там.
Мы доехали благополучно. Родня здорова, дом цел, если не считать того, что Лена, разъярившись на бабку, выбила ногой нижнюю филенку двери. Теперь мухи, осы и бабочки залетают без труда.
Обнимаю всех, дружески,
Игорь.
Довлатов — Ефимову
26 июля 1983 года
Дорогой Игорь!
Посылаю Вам копии из «Русской мысли» + рецензию («Вашингтон пост») на Лимонова, кажется, не слишком хвалебную. А заодно и статью Карла Проффера из той же «В.П.».
Жду гранок и Ваших идей насчет обложки.
Не считаете ли Вы целесообразным дать к «Запов.» такой эпиграф из Блока: «Но и такой, моя Россия, ты всех сторон дороже мне...»? Или это слишком примитивно? Все равно что дать к «Лолите» эпиграф: «Любви все возрасты покорны...»
Всех обнимаю.
Ваш С. Довлатов.
Ефимов — Довлатову
29 июля 1983 года
Дорогой Сережа!
Спасибо за вырезки из газет, спасибо, что держите меня в курсе. В «Русской мысли» рекламная шапка жирна и красива, но адреса издательства, конечно, нет. Статья Карла ужасно волнует и написана поразительно достойно. Единственный момент: он так возмущается эгоизмом и круговой порукой клана докторов, но эгоизм, невежество и клановую организацию славистов всегда считал нормальным и необходимым явлением. В рецензии на Лимонова («не слишком хвалебной», как Вы заметили) есть очень приятные строки. Например: «Лимонов потерпел неудачу в попытке представить свою жизнь сквозь призму воображения, а уж тем более превратить ее в произведение искусства...» Или: «Первые читатели и рецензенты этой книги, видимо, ошибочно приняли сотрясение основ за литературные достоинства и глубину. Обнаружить роман русского писателя, наполненный бранью и откровенными сексуальными сценами, — это привело их в такое возбуждение, что они оказались слепы к пустоте книги...» Или: «Автор пытается выставить себя героической фигурой, но то, что он таковой не является, видно на каждой странице этой плаксивой, сопливой, крикливой книжонки» (эта фраза — заключительная). А мы все ругаем «Вашингтон пост»!
Набор «Заповедника» подходит к концу. Остается вычитать, исправить ошибки. Сережа, одна просьба: можно изменить фамилию Грибанов? Это наш близкий московский друг, сидящий в отказе третий год.
Всего доброго, приветы семье,
Ваш И.Е.
Довлатов — Ефимову
29 июля 1983 года
Дорогой Игорь!
Обложка, будем считать, утверждена. Живопись — Калинина, что мы и укажем на второй странице. Картина — цветная. Репродукции, следовательно, нечеткие, но я постараюсь сделать максимально хорошую копию. То, что я Вам послал — обыкновенный хороший зирокс, а для чистовика я, естественно, сделаю фотостат.
Шрифт — черные буквы на белом фоне.
Если Катя не устроит скандала (причины ей совершенно не нужны), то используем фотографию с Катей, если устроит, то любую другую, они все на одном уровне.
Всем привет и любовь. На «Компромисс» появилась первая рецензия в журнале «Паблишерз викли», вроде бы положительная, я еще не читал. Журнальчик издается для таких, как Вы.
Еще у меня появились рассказы в двух журналах — «Грэнд стрит» и «Коламбиа джорнэлизм». «Грэнд стрит» — прибежище интеллектуальной элиты (!), расходится маленьким тиражом. Когда я искал его в киосках, продавцы говорили: «Грэнд стрит»? Это не здесь. Садитесь на А-трейн и поезжайте в нижний Манхэттен...» Они думали, что я ищу улицу Грэнд-стрит.
Обнимаю всех, в особенности женщин.
С.
Довлатов — Ефимову
1 августа 1983 года
Дорогой Игорь!
Рецензию на Лимонова я прочитал. Она довольно точная, разумная и выразительная. Но там слегка задет Карлинский, а Карлинский и Бродский — самые влиятельные люди по русским делам в ньюйорктаймсовском книжном обозрении, так что, я думаю, по высшему разряду Лимошку будут хвалить. Механизм симпатий Бродского примерно ясен (приподнять Лимонова, опустить Аксенова), а Карлинский, вероятно, старый дурак, вроде Дмитриевского, который очень хвалил Валеру Попова за то, что Валера употребил в какой-то завуалированной форме слово «ебля».
«Грибанова», конечно, заменим. Ваши чувства мне очень понятны. Сложность в том, что:
1. Не должны появиться одинаковые буквы.
2. Должна быть фамилия того же ритма.
3. Нужно, чтобы были возможны формы, аналогичные формам: «Грибан» и «Грибаныч».
4. Нужна фамилия из такого же количества букв, чтобы не перебирать строчки и абзацы.
Короче, я остановился на Гурьянове. Посылаю Вам копии страниц, на которых этот поц фигурирует.
Отнеситесь и Вы с пониманием к моему сумасшествию. Вообразите на секунду, что Пьера Безухова зовут Эдуард Лимонов, а Митеньку Карамазова не Митенька, а Толечка, или, например, Вагрич Бахчанян.
Я, конечно, не Достоевский, но все же... И так далее.
Звонила Люда из Калифорнии, минут пятнадцать рассказывала про своего неведомого мне внука Даню, затем спросила, как мои дела, я сказал — хорошо, вроде бы, тогда Люда сказала — значит, продолжается эта буря в стакане воды?.. Только не рассказывайте ей, что я жалуюсь. Я так долго ожидал возможности жить жизнью, близкой к литературе, успел состариться, и теперь, наверное, веду себя как-то неприятно, хвастливо и торжествующе... Надо об этом подумать и как-то остепениться.
Всех обнимаю. Жду набор, корректуру прочтут три человека: я (это почти не считается), мама и Лена.
Ваш С. Д.
P.S. При случае отправлю Д. Штурман мою записку, если она (записка) не постыдна. С.
Довлатов — Ефимову
25 августа 1983 года
Дорогой Игорь!
Во-первых, спасибо за хороший набор. Лена, я и мать обнаружили втроем 22 опечатки на 120 страницах, при том, что каноны советской партийной печати допускают для машинисток 5 опечаток на странице, а значит, вы работаете в 30 раз лучше.
Обложка и титул — готовы, всем понравилось — просто, строго и симпатично. Новый фотостат (штриховой) с Калинина получился идеально. Уже сейчас напоминаю Вам, что в выходных данных надо указать (чтобы не прицепился какой-нибудь вонючий Глезер, да и просто по правилам): «На передней обложке использован фрагмент (или репродукция) картины Вячеслава Калинина «По мотивам Гофмана». 1972. Точное название картины: «Motifs from the Story of Hoffman». Об этом я еще раз напишу Вам, когда буду отсылать макет и гранки. Не позднее понедельника.
Правку Лена наберет Вашим шрифтом, чтобы Вы ее просто наклеили, и я бы не беспокоился относительно возможных новых опечаток. Будут также указаны страницы, где находятся эти опечатки.
Перечитывая «Заповедник», я, конечно, обнаружил много несовершенства. Мама говорит, что самое плохое в книге — все разговоры героя с женщинами. Еще она говорит, что все женщины во всех моих произведениях всегда удивляются, глядя на лирического героя — какой он высокий! Это правда. Весь мой творческий путь — это борьба с дурным вкусом, унаследованным от папаши.
Далее. Я получил от Доры Штурман очень любезное письмо и сразу пожалел о своих нападках, но я все налажу, почва для этого есть, дело в том, что и первая ее книга — «Мертвые хватают живых» — очень хорошая.
Приезжали на неделю Серманы-старшие.
Из приятных новостей — я познакомился с Чеславом Милошем, который притворился, что знает меня (мы печатались в одном номере «Партизан-ревю»), был любезен, говорил, что Бродский — гораздо более крупный поэт, чем он сам, и вообще меня всячески поразил. Именно таким я представлял себе Андрея Седых, когда жил в Ленинграде.
Спасибо за фото с рыбой. Значит, у Вас уже есть время ловить рыбу. А как насчет второй — пагубной и антидуховной страсти — к бриджу?
Все хвалят кругом и Ваше издательство, и Ваши собственные книжки, а один знакомый, наводя справки о живущем в Мюнхене Игоре (Гаге) Смирнове, сказал:
«Нельзя ли позвонить Ефимову?». Я ответил: «Зачем звонить Ефимову, когда я знаю Игоря Смирнова ровно 25 лет?!». А он говорит: «Тебе что, жалко позвонить?».
Обнимаю вас всех. Надеюсь, книжка будет черно-белая? Я знаю, что Вы не любите мрака, но там явно преобладает — белый.
Ваш С. Довлатов.
Ефимов — Довлатову
29 августа 1983 года
Дорогой Сережа!
Ваше последнее письмо пришло очень вовремя. Потому что мы с Мариной были просто подавлены Вашей «полемикой» со Штурман. Что на Вас нашло? Избрать для войны с Седыхом объектом нападок единственного автора, который за последние месяцы пришелся Вам по сердцу! Это все равно, как если бы Америка, враждуя с Ираном, решила бы бросить пару бомб на Израиль — чтоб знал, как продавать иранцам запчасти к самолетам. И все передержки и демагогические натяжки в статье разваливаются мгновенно, если вспомнить, что Седых не держит в своих руках монополии на печатное русское слово, как держит советская власть, с которой Вы его постоянно сравниваете. Историю того, как он одолевает конкурентов. Вы знаете лучше меня и знаете, что он делал это со всеми акульими и шакальими приемами, но оставаясь в рамках закона. А не есть ли это тот способ существования, тот самый звериный мир рынка, который мы так расхваливаем в теории? Почему-то никто — ни Вы, ни я — не осудили Проффера за то, что он после разрыва со мной отнял у нас все заказы на наборную работу, и я только радовался, что они достались Лене. А от Седыха Вы требуете, чтобы он вел себя по-джентльменски с авторами и рекламодателями. Ну, хорошо, он не джентльмен, а Штурман с ним в дружеских отношениях. Вы что же, водитесь с одними джентльменами? Кухарец, Поляк, Соловьев — это что, сливки общества?
Когда я думал, каким образом могло Вас занести в такой ляп, я вспоминал Ваши рассказы о катастрофическом опускании критериев в нью-йоркской среде. Но потом я вспомнил и другое: сколько Вас помню, если случалось вам несправедливо нападать на кого-то (бывало довольно редко), всегда объектом оказывался кто-нибудь из самых Вам близких и дорогих. Не может ли быть, что и тут такая же ситуация?
Буду очень рад, если Вам действительно удастся — как Вы пишете — «наладить», загладить это.
Всего доброго, ждем пакет, дружески
Игорь.
Довлатов — Ефимову
29 августа 1983 года
Дорогой Игорь!
Одновременно с этим письмом посылаю пакет, который Вы получите, очевидно, дней через 6—8. В этом пакете:
1. Тщательно вычитанные копии гранок
2. Набранная Леной правка (Вашим шрифтом и на Ваш формат) с указанием страниц, куда эту правку надо вклеить. Надеюсь, это чуть облегчит Вашу работу.
3. Макет обложки, которая мне кажется простой и симпатичной. Надеюсь, Вы сделаете ее черно-белой, иначе пропадет, так сказать — графичность.
4. Титульный лист.
Прошу Вам не забыть указать в выходных данных, что мы использовали картину Вячеслава Калинина «Мотив из Гофмана».
Ну, пока все. Новостей, вроде бы, никаких. Поповский стал баптистом, но уже поссорился с двумя другими русскими баптистами, назвав одного из них «шавкой».
Рубин 20-го сентября выпускает первый номер ежедневной газеты. Я почти уверен, что она будет еще хуже НРС, но это не важно. Я считаю их затею исторически прогрессивной.
Да, вот какая новость. Я писал на «Либерти» скрипт о переводах в Америке русских и советских книг и в связи с этим получил разные сведения из Публ. библиотеки. Пережил большое уныние. Ни один из советских авторов (кроме Солженицына и Алиллуевой) не имел, не имеет и не будет иметь коммерческого успеха в США. В финансовом смысле провалились все: Войнович, Ерофеев, Севела... Проваливается Лимонов. На очереди: Алешков-ский, Аксенов, естественно — Довлатов. Рано или поздно провалитесь и Вы...
В чем опора? Где источник радости? И т.д.
С. Довлатов.
Довлатов — Ефимову
31 августа 1983 года
Дорогой Игорь!
В Вашем письме (относительно Доры Штурман) есть некоторая косвенная правота, то есть. Вы правы в общем смысле: не следует грубить хорошему человеку и т.д. Действительно, я остервенел за последнее время, все так.
В оправдание могу сказать, что:
1. Контекст моего обращения к Доре Штурман — безусловно уважительный.
2. Нападки на дорогих .и близких людей совершенно естественны, поскольку 95% окружающих не заслуживают даже нападок.
Что же касается Седыха, то Вы заблуждаетесь полностью, что объясняется Вашим мичиганским неведением.
а. Во-первых, Седых постоянно нарушает законы о монополиях, но это слишком долгий разговор, и мы его продолжим при встрече.
б. Седых вовсе не «остается в рамках закона», как Вы пишете. Он практически неуязвим, это другое дело. Но вообще-то, он — довольно крупный уголовный преступник — это общеизвестно. Судиться с ним можно, но это дорого, долго, результат же будет смехотворным. Даже если через два года удастся отсудить у него миллион, он, симулируя бедственное положение газеты, будет выплачивать по 40 долларов в месяц, суд же обойдется тысячи в четыре. Приведу микроскопический, но доступный пример. Если Седых отказывается рекламировать мою книжку — это противозаконно. Я нанимаю адвоката, плачу ему 3000 долларов, и в результате суд через два года с помощью исполнителя (маршала, который дополнительно стоит денег) вынудит Седых мою рекламу — поместить. И все.
Уголовные прегрешения этого отпетого негодяя — разнообразны. Начиная с абсолютно безразличного мне присвоения гигантских, необлагаемых налогами наличных денег за рекламу, и кончая потоком клеветы и доносов в Эф-Би-Ай [ФБР]. Но это все чепуха по сравнению с главным его достижением: усилиями этого старикашки большинство интеллигентов из Союза превращено в холуев, дрожащих за свои нищенские гонорары, изгибающихся перед его дефективными помощниками. Я знаю людей (вроде Косинского), сидевших по многу лет в лагерях и сохранивших достоинство, но надломившихся в приемной у этого шакала. Естественно, что, услышав от Доры Штурман комплименты в его адрес, я разбушевался.
С чего это Вы взяли, что ни Вы, ни я не осудили Проффера? И Вы и я его осудили, но Проффер, с одной стороны, абсолютно далекий человек, с другой — не газетная фигура (не критиковать же его в газете), и с третьей — рак и все такое, а с четвертой — объективная роль и заслуги Проффера во многом служат ему оправданием. Что же касается заказов, то я впервые слышу о том, что Ваша работа перешла к Лене, я не думал, что это так уж прямо связано, я считал, вы разошлись и действуете раздельно, но о Проффере мы лучше тоже поговорим при встрече.
Мне бы только хотелось заверить Вас в том, что я совершенно в Проффере не заинтересован. Нет такой ситуации, чтобы я или Лена нуждались в нем и потому старались его любить. У Лены полно работы и без Карла, в общей сложности она заработала в «Ардисе» 3500 долларов за два года, при том, что Карл всегда задерживает плату, чем, откровенно говоря, меня чуть-чуть раздражает. В любую минуту Лена может начать набирать «Новую газету» и иметь дело с очаровательным в денежных вопросах Рубиным или, как минимум — честным Палеем.
Что же касается моей книжки, то, как Вы знаете, я послал ее Карлу из чувства неловкости, не желая выглядеть неблагодарным. Как Вы догадываетесь, для меня проще, приятнее и гораздо удобнее иметь дело с Вами, хотя бы потому (не говоря о нашей с Вами многолетней, ничем не омраченной дружбе), что в случае с «Эрмитажем» я могу принимать большее участие в подготовке книги, получать дельные советы, а не ждать на расстоянии — что из всего этого получится, да еще и неизвестно когда.
Проффер вообще сложная тема, и мы к ней еще вернемся, но я уже и сейчас согласен, что я живее реагирую на то, что касается лично меня, и гораздо терпимее к свинству, совершающемуся по отношению к другим людям.
Вожусь я, разумеется, не только с джентльменами, конкретно — Поляк имеет массу достоинств (наряду с массой недостатков). Рубина я поддерживаю — исторически, идейно, избегая при этом личных отношений. Соловьева видел за пять лет — три раза, провел с ним в общей сложности — час, считаю его штукарем и гнидой, но, хочу напомнить — унаследовал его знакомство — от Вас. Кстати, этот поганец хапнул больше 100 000 (ста тысяч, об этом писали в «Паблишере викли») — аванс за книгу об Андропове.
Из всего происшедшего с Дорой Штурман самое неприятное для меня — Ваше неудовольствие, и хотя бы поэтому я обязательно налажу с ней отношения, а вот с Седыхом — не обещаю. Даже если бы Наташа меня об этом попросила...
Видели ли Вы мою физиономию в «Нью-Йорк Тайме»? Если нет — пришлю копию.
Всех обнимаю. Не сердитесь. Ваша Дора тоже хороша! Нечего было соваться из-за океана с «откликом трудящегося»...
Ваш С. Довлатов.
Ефимов — Довлатову
17 сентября 1983 года
Дорогой Сережа!
Ваши ошеломительные успехи в издательствах и журналах познакомили меня с чувством, которого до сих пор не знал: с завистью. И уж если меня, наконец, пробило, то я Вам очень настоятельно советую с другими знакомыми не делиться Вашими новостями, а только пожимать плечами и махать рукой в ответ на расспросы. А то сожгут, съедят, испепелят!
Мои же дела таковы: из издательств — ни слова, книги «Эрмитажа» покупают плохо, кредиторы наседают, должники не платят. Чтобы хоть что-то противопоставить Вашему победоносному шествию к вершинам славы, вкладываю копию хвалебного письма Нодара Джинджи-хашвили по поводу моей «Метафизики». А заодно и Солженицынскую отповедь, которая пригодится Вам в радиоделах.
Конечно, я не против публикации кусков из «Заповедника». Только проследите сами, чтобы был указан адрес Эрмитажа. Цена 7.50, с пересылкой 9.00. Вкладываю еще на всякий случай нашу рекламу списком. Платить за нее мы не можем (с деньгами полный завал), но вдруг они согласятся напечатать по принципу «любезность за любезность».
Обложку типография уже сфотографировала и вернула — высылаю и ее.
Приветы семье, дружески
Игорь.
Довлатов — Ефимовым
2 октября 1983 года
Дорогие Игорь и Марина!
Спасибо вам огромное. «Заповедник» — первая моя книжка, которая выглядит должным образом. Обложка, шрифт, нумерация, строки — все безупречно, это и есть человеческое отношение. Впервые готовая продукция ничем меня не раздражает. Всегда какая-нибудь закорючка портила настроение.
Остальные издатели — монстры. Дело можно иметь только с вами. Мне иногда кажется, что Игорь — единственный человек в эмиграции, который воспринимает доводы. Остальные в лучшем случае ничего не слышат.
Вообще, круг моих знакомых сужается. Уже и Соломон Шапиро, эпический человек, отделился, поскольку его жена работает в «Новом русском слове» и меня нельзя приглашать на семейные торжества. И так далее.
Дора Штурман — наоборот — выказала размах натуры и не прекратила дружеской переписки со мной. (Идеальный друг — это друг, живущий за океаном.) Вадим Белоцерковский, с которым я переписывался три года, приехал в Нью-Йорк и сразу оказался заносчивым болваном.
Нодар Джинджихашвили, конечно, умница, но все, что он написал, я знал и без него, хотя вряд ли мог бы выразить это так профессионально. Мне даже кажется, что я говорил нечто подобное об Игоревых книжках.
Все, что Вы, Игорь, пишете о моих, так сказать, успехах, надеюсь — шутка. Я нахожусь в полной зависимости от агента и переводчика, людей симпатичных, но совершено далеких. Многие затеи проваливаются. Денег все это приносит мало. Того уровня, при котором ощущаются моральные преимущества, я в Америке никогда не достигну, а положение среднего писателя здесь, как вы знаете, очень незавидное. Короче, все комплексы на месте. И выходит, что людей, способных реагировать на мои «достижения», совсем немного. Для любого штатного сотрудника радио «Либерти» я — человек, заслуживающий сострадания.
Иное дело — быть писателем в Лениграде. Там писатель, даже не самый именитый — титан (если он печатается), а если не печатается — сами знаете. То есть, дистанция между мной и Вами была так огромна, что я здесь никогда не оторвусь на подобное расстояние даже от босяка с Бауэри, даже от Моргулиса. Если, разумеется — в шутку вы пишете о зависти, то что же должен был испытывать я, дружа с Вами, общаясь с Битовым, Глинкой и т.д.? Внутренности мои должны были сгореть от зависти. И уж, как минимум, я должен был Вас ненавидеть, а разве я Вас ненавижу? Совсем наоборот. Моя жизнь так долго была крайне неблагополучной (и не только по моей вине) в сравнении с большинством моих знакомых, я так поздно начал, так сказать, профессиональную «карьеру», мое положение и сейчас так нестабильно и так много в нем опереточных моментов, что для зависти, по-моему, никакого места не остается.
Тем не менее посылаю Вам русский текст моего интервью, которое, вроде бы, будет опубликовано в приложении к «Нью-Йорк Тайме».
Да, я забыл сказать, что Ваша литературная репутация в русской среде и сейчас несравненно выше моей, о Ваших книгах все говорят с каким-то серьезным выражением лица...
Прилагаю также халтурную передачу о Свирском. Если можно, переправьте копию автору. Я случайно узнал о хорошем его отношении ко мне. Он написал кому-то на «Либерти» в письме: «...Талантливых людей становится все меньше, вот и Довлатова выжили из «Нового американца»... Он прав.
Обнимаю вас и еще раз — благодарю.
Рекламу вашу в новой газете постараюсь дать, хотя отношения уже портятся и я скоро оттуда уйду.
Ваш С.Д.
Довлатов — Ефимову
25 октября 1983 года
Дорогой Игорь!
Я долго не писал, потому что сначала изнемогал две недели в новой ежедневной газете, помогая им на первых порах, а потом у меня случился запой, довольно тяжелый, из которого я выкарабкался совсем недавно. Помню, у меня стали отниматься ноги, и я сказал об этом Лене, а Лена говорит: «Ты лежи». Как будто ноги нужны только при ходьбе...
В результате, как всегда, ничего катастрофического не произошло, с «Либерти» не выгнали, хотя я сорвал две передачи, перед всеми, кому нахамил — извинился и так далее.
Дружба с «Ньюйоркером» после долгого перерыва — оживилась. В декабре они печатают рассказ про брата, уже есть гранки, а в середине зимы — про Лену. И вообще, они меня и Кундеру называют все время вместе как двух продвинувшихся восточноевропейцев.
Книжка продается хуже, чем надеялся агент. Права расходятся, но, в основном — в какие-то второстепенные и даже неожиданные страны. Великие же державы (Франция, Германия, Италия) — упорствуют, лучшие издательства — отказали. Плохо то, что и рецензий меньше, чем ожидалось, их штук двенадцать, но в главных местах («Тайм», «Ньюзвик») — отказано. Воскресное приложение к «Нью-Йорк Тайме» интервью со мной печатать не захотело, думало, думало, звонило раза четыре — и потом раздумало.
То есть, чуда не произошло. Результат соответствует способностям. Ну и черт с ними. Вообще, расчет на чудо — глупость...
Завтра уезжаем вместе с Леной к Лосеву — читать лекцию по-английски (!), а через неделю с Леной же едем в Теннеси к одному сумасшедшему коммунисту — тоже лекция, но уже с переводчиком. Все это почти бесплатно.
Лена теперь будет разъезжать со мной, потому что у нас произошла драма. Мой отец с женой переселился в наш район, поближе к духовности и разговорам об искусстве. Мало того, что он снял дорогую квартиру и нужно принимать участие в расходах, мало того, что он пишет бесконечную и бессмысленную книгу, которую (страниц 800) Лена, по его мнению, должна набрать, а я оплатить издание, но все это чепуха. Хуже то, что я абсолютно не могу его переносить, а обижать тоже нельзя, он старый, больной и, в общем, положительный человек. Короче, я измучен постоянно сдерживаемым хамством. Зато его жена Люся, женщина 48 лет, очень добрая и симпатичная, охотно (за ничтожную, навязываемую ей мзду) берет на присмотр нашего сына Колю, страшного разбойника, плаксу и силача. Все мое имущество разгромлено Колей, и даже нож, который я купил за 28 долларов, даже не нож, а охотничий кинжал, Коля умудрился сломать, сунув его в щель пола и нажав.
Ежедневная газета «Новости» — живет, неплохо продается и сеет дикую панику в «Новом русском слове», идя бульварным путем «Калейдоскопа». А «Калейдоскоп» достиг уже, я думаю, 12 тысяч, если не больше.
Седых забрал к себе Вайля с Генисом (и правильно сделал), и даже мне что-то предлагалось через всяких третьих лиц вроде Петруниса и Шароля, но я всех обругал.
Посылаю Вам облагороженную рецензию на Чертока [«Последняя любовь Маяковского»] в «Новостях», если состоите с ним в контакте, пошлите, пожалуйста, копию, или черкните мне его адрес. Подборку из «Заповедника» сделал для «Новостей» же, пойдет через две недели, тоже с указанием — где приобрести.
Надеюсь, Вы успешно торговали в Канзасе?
«Заповедник» по-прежнему листаю с удовольствием, мне кажется — книжка очень хорошо выглядит. Хотя одну опечатку я все-таки нашел, причем, в гранках она была поправлена, а Вы, практический метафизик, не перенесли. Но это даже хорошо, поскольку полное совершенство — излишество, а одна опечатка — «ПРИХОДИДИЛОСЬ», при переносе со 111 на 112 страницу — это минимум.
И последнее. Получив ящики с книгами, я их тщательно исследовал на предмет стоимости пересылки, но в знаках не разобрался, и прошу Вас сообщить мне категорически — сколько Вы потратили, я прекрасно знаю, что это не 3 доллара. Обязательно сообщите.
Обнимаю всех, если что-то забыл — напишу еще. В голове большой сумбур, дела запущены.
Ваш С. Довлатов.
Ефимов — Довлатову
29 октября 1983 года
Дорогой Сережа!
С грустью прочитал о Вашем срыве-падении-приступе. Случайно в этот момент под рукой оказался словарь Даля на букву «П», и там обнаружились следующие присказки к случаю:
«Мужик год пьет, два не пьет, а бес прорвет — все пропьет».
«Пить до дна, не видать добра».
«Не спрашивай: пьет ли, спрашивай: каков во хмелю?» (Вы — ужасны.)
«Пить — умереть, не пить — умереть; уж лучше пить да умереть».
И так «Даль-ее».
То, что европейские страны не очень охотно приобретают книгу, наверняка имеет политическую подоплеку. Розовожопая журналистская братия еще готова слушать и печатать про лагеря и разруху (мы, мол, такого не допустим); но когда им ясно показывают, во что превратится их собственная жизнь под советчиной, они воротят нос.
Читать лекции — это мы тоже понимаем, тоже занимаемся (после долгого перерыва). На прошлой неделе я выступал в университете Майами (Оксфорд, Охайо), на следующей — две лекции в нашей мичиганской столице — Лансинге. Похоже, что все это симптомы оживившегося интереса к нам — к кровавым русским, способным ни за что, ни про что сбивать пассажирские авиалайнеры.
И про переселение отца мы тоже все понять можем. Помню, Вы с большим неодобрением слушали наши жалобы по такому же поводу и давали понять, насколько они несправедливы и необоснованны. Вот Вас и наказал Господь.
За газетными баталиями следим с любопытством профанов, попавших на корриду. Мало что понимаем, но думаем, что любая конкуренция нам на пользу. Например, в Канзасе мы оказались единственными русскими, которые еще разговаривали с Кухарцами. И что же? Они были с нами нежны, приветливы и уплатили половину долга. Вообще же о Канзасе расскажу при встрече.
Из отзывов о «Заповеднике» — в большом восторге старшие Серманы. (Мы посетили их по дороге на конференцию.) Пересылка ящиков стоила 17 дол., которые, так и быть, из Вашего богатства можете мне вернуть.
Черток на днях должен появиться в Нью-Йорке, наверно Вы с ним пересечетесь.
И последнее.
Посылаю Вам английский вариант моей рецензии на книгу Устинова [«My Russia»]. Кто-то вчера на вечеринке сказал, что такую вещь мог бы напечатать «Ньюйоркер». А почему бы и нет? Если в этом нет неловкости, не подбросите ли ее своему редактору? Добавляю еще свою «вигу» [curriculum vitae — автобиография и послужной список] для солидности.
Всего доброго, нежные приветы Лене, Коле и всем,
дружески Игорь.
Да: читаю книгу Ветохина [«Склонен к побегу»] (560 страниц), в которой среди прочего описано ЛИТО Бакинского. Как сказал Гордин: «Проходит время будуаров, приходит время мемуаров».
Довлатов — Ефимовым
Ноябрь 1983 года
Дорогие Игорь и Марина!
С гулянкой покончено. Снова укололся и занимаюсь делами.
Крупные европейские государства слегка одумались, а именно — Франция хочет права. Всегда любил страну Монтеня.
Интервью мое на 20 страницах — отвергнуто почти всеми изданиями. И дело, как полагает агент, не в качестве интервью, а в недостаточной известности. Зато вчера приезжал какой-то типус из «Дейли ньюз», спрашивал насчет Орвелла и наступающего 1984. Я говорил какую-то чушь. Рекомендовал Вас, Игорь, как интеллектуала, но он сказал — нет времени. В общем, халтурщик.
Чтобы подтянуть английское издание «Зоны», я дописал большой рассказ, комедию из лагерной жизни (прилагаю). Послал это дело Максимову в ответ на две рецензии. Максимов через Иверни ответил, что я полный негодяй, но что рассказ смешной, и будет напечатан в 39-м номере.
Чек на семнадцать долларов с энтузиазмом высылаю.
Надеюсь, Вы не огорчитесь, получив ардисовскую книжку. Синее пятно на обложке и замена шрифтов лишили меня сна дня на четыре. Больше в «Ардис» ничего не дам, хоть и ссориться не буду. Деньги Карлуша Лене не отдает, напомнить стыдно. А то в контексте событий получается: «Верни, пока не помер».
С папашей я примирился. Тем более что его жена Люся — очень добрая и помогает нам с ребенком. Вообще, Коля очень скрашивает жизнь.
Основная трудность с папцом — не грубить. Выслушивать панегирики Михаилу Дудину, Надежде Поляковой, даже сраному Хаустову — и не посылать. Это нелегко. Но это, блядь, долг.
Вашу статью в «Ньюйоркер» обязательно передам, и скоро, потому что в декабре выходит у них мой рассказ и меня должны вызвать — подписать гранки (рассказ про братца). Денег уплатили — 4300. Мне досталось — 1800.
Неловкости в этом нет, особенно сейчас. Прежняя редактор была как Лена Клепикова, миловидная, таинственная, с богатой внутренней жизнью. Она так странно усмехалась, что, будь я в Союзе, то подумал бы, что надо трахнуть. Недавно она ушла из журнала — писать собственную прозу, говенную, как утверждает Аня Фридман. Нынешняя редакторша, Линда Эшер, худая курящая дама с фронтовой жестикуляцией, как бы — Бетти Шварц, тип — более мне понятный. Отношения с ней более знакомые и простые: кашель, комплименты, бескорыстное старческое кокетство. Кроме того, я подарил ей самовар. Короче, передам с надлежащими сопроводительными словами.
Число газет и журналов в Нью-Йорке — удвоилось. Сочувствую я только Рубину и Палею. Иногда что-то делаю для них. Дал отрывок из «Заповедника» с Вашим адресом (прилагаю).
Дела, в общем, идут. Обнимаю и т.д.
Ваш С. Довлатов.
Ефимов — Довлатову
2 декабря 1983 года
Дорогой Сережа!
Спасибо за письмо и за хлопоты. Как Вы наверное знаете по себе, после каждого редакционного отказа — какой бы безнадежной ни была попытка — хочется выпятить желваки и процедить что-нибудь вроде: «Они еще пожалеют!» Но нет — не пожалеют. Жалеть всегда будем мы.
Приложение-продолжение «Зоны» прочитал. Действительно, смешно, жаль, что не вошло в русское издание. Книгу «Наши» тоже читаем с удовольствием. Однако что за цена? В рекламе «Руссики» она стоит 4.95. Это «Ардис» так распорядился? Кстати, американские друзья переслали мне их последнюю рекламную открытку в пять строчек, смысл которых: «Помогите!!! закажите хоть что-нибудь». Я чувствовал уже давно, что они опять взяли надрывный темп, не представляю, как его можно выдержать при нынешнем состоянии рынка.
После публикации отрывка из «Заповедника» пришел один заказ.
Насчет приезда в Нью-Йорк ясности еще нет. То есть нет повода ехать. Но не исключено, что появится. Тогда испытаем раскладушку.
Из серьезных новостей: я стремительно погружаюсь в работу над новой книгой — документально-исторической-современной-бестселлерной. Тема, название — абсолютная тайна, потому что довольно легко украсть. В связи с этим пришлось отложить проекты трех других больших книг.
Всего наилучшего, поклоны семье, дружески
Игорь.
Довлатов — Ефимову
7 декабря 1983 года
Дорогой Игорь!
Я страшно завидую тому, что Вы пишете толстую книгу, да еще — «отложив проекты трех других». Я не пишу ничего уже месяца три, жизнь моя полностью отображена, фантазия отсутствует. Писать рассказы, не тяготеющие к циклу, технически бессмысленно. Короче, занимаюсь только халтурой и письмами. Чаще всего лежу, и сынок танцует на моем пузе.
Цену на «Наших» установил, естественно. Карл, и я даже не знаю, хорошо это или плохо. С Леной они наконец расплатились и прислали новый том Булгакова, работа жуткая, зироксы с пожелтевших советских газет 30-х годов. Я Лене советую хотя бы повысить расценки, но она решительная только со мной. Грех говорить, но болезнь Карла стала его броней.
Вы говорите, нет повода ехать в Нью-Йорк. А конференция? Разве это не ближе, чем Канзас, где Вы, поди, жили в гостинице и ели в ресторане?
Адрес Ростроповича я пытался узнать у Езерской и Доры Ромадиновой, которая дружит с Вишневской. Выслушал все пошлости насчет того, что в Америке не принято давать чужие адреса, да еще — принадлежащие знаменитостям. Но когда эти старые дуры узнали, что адрес нужен Вам, то несколько смягчились. Удалось выяснить, что Славик в Вашингтоне, живет в гостинице «Уотер-гейт», телефон коммутатора: (202) 965-2300. Он — дирижер оркестра «Нэйшенел симфони». Это все.
Жизнь в Нью-Йорке — постылая. В соседнем доме неделю гостили старшие Серманы, но и они меня чем-то раздражают. Старик, конечно, в литературе разбирается, а Руфь, по-моему, не очень, слишком много говорит о доброте. Напоминает мою (впрочем — любимую) тетку. И еще — Пашу Палея, который считает, что хорошая литература описывает хорошее, а плохая — дурное.
В «Новый американец» пригласили редактором Альфреда Тульчинского, который известен тем, что вышил на всей своей одежде с помощью коленкоровой тесьмы свои инициалы «А.Т.». В один из первых же дней Тульчинский так донял попреками Наталью Шарымову, что у нее на нервной почве открылось, извините, маточное кровотечение. Седых, человек строгого воспитания, оплатил госпиталь.
Гриша увеличил алименты жене до 250 долларов, нанял внучку Маршака для писания писем, все остальные обязанности передал Хайкинду, зато ходит в зеленых брюках, подаренных моим отцом.
Соломон Волков хочет насильно выпустить книгу о Бродском, а тот грозит ему судом.
Всех обнимаю и люблю.
Ваш С.Д.
Довлатов — Ефимову
23 декабря 1983 года
Дорогой Игорь!
Сведения и цифры Леонидову передал. Загадочная книга его, название которой считалось тайной, таковое название обрела — «Две повести». Мне кажется, что название не настолько оригинальное, чтобы опасаться плагиаторов.
Листовку про Освальда бывшим минчанам раздаю. Я знаю целую колонию симпатичных людей из Минска — это все друзья Соломона Шапиро. Увы, я раз двадцать был в их компании и ни разу не слышал разговоров на эту тему, в основном говорили про тикеты [ticket, штраф за неправильную парковку и т.д.] и покупку домов. Но, может быть, листовка их расшевелит.
Вы, конечно, знаете, что недавно очень хорошо продалась новая книга об Освальде (автор не то Деннисон, не то Доналдсон), это легко выяснить, она была в списках бестселлеров.
Моя же книжка в «Кнопфе» (извините за переход) продается хреново, то есть хреново по стандартам крупного издательства. Положение настолько серьезное, что агент устроил совещание с икрой. Были мы в Аней Фридман, редактор из Ньюйоркера, редактор (отдела) из «Кнопфа», один рекламщик и т.д. Проблема в том, что издательство мою книгу не рекламирует, не дает платной рекламы в газеты и журналы. Месяц назад я разговаривал с Готлибом (это фактически хозяин «Кнопфа»), и он сказал, что платная реклама дается на книги Ле Карре и Апдайка. Я разумно возразил, что Апдайку реклама не нужна, у него есть имя. Тогда Готлиб сказал: «То, что вы говорите — справедливо. Но в издательском бизнесе очень мало справедливости». Если это не цинизм, то что же?
В общей сложности на «Компромисс» было 22 рецензии, и даже в приличных местах, и все они — положительные, но вялые. Такие рецензии продажу не стимулируют.
Я отлично знаю, что моя книженция не дает повода для бурных дискуссий, но все же грустно.
Теоретически есть возможность перейти с «Зоной» в другое издательство, даже в «Харпер энд Роу», но это значило бы похоронить «Компромисс», а «Зона» — не лучше.
Короче, агент написал письма разным видным людям с просьбой о содействии в рекламе, из тех, кого я знаю — Бродскому и Воннегуту. Воннегут отделался шутками и комплиментами (с разрешением использовать эти комплименты в рекламных объявлениях), а Бродский прислал агенту короткое серьезное письмо с перечислением действий, которые он намерен совершить. Меня это весьма растрогало. Ну, будем ждать...
Читали ли Вы книгу какого-то шведа «Переписка Маяковского и Л.Брик»? Это нечто уникальное по пошлости! Он дает несколько факсимильных копий, а в остальном сохраняет грамматику и пунктуацию оригиналов: это кошмарная переписка двух безграмотных ничтожных существ. Абсолютно невозможно поверить, что Маяковский написал хотя бы «Левый марш»...
Поздравляю вас всех с многочисленными еврейскими, православными и советскими праздниками, в которых я запутался совершенно.
Сын Коля взял со стола мой договор с Финляндией, положил его в соломенную корзинку для бумаг и пописал на него.
Катя выражает если не желание, то согласие учиться дальше, и мы теперь от страха боимся дышать.
Всех обнимаю.
Ваш С.Д.
Ефимов — Довлатову
20 февраля 1984 года
Дорогой Сережа!
Посылаю письмо из Калифорнии — свидетельство растущей славы. А как же этот читатель узнал наш адрес? Неужели «Ньюйоркер» упомянул, что Ваши книги выходят в «Эрмитаже»? Каталог мы ему послали.
Посылаю также репродукцию картины Давида Мирецкого. Не использовать ли ее для обложки книги Лосева? По-моему, и близко по духу, и завлекательно. Если «да», надо будет спросить разрешения у Давида, с которым я знаком. Он, правда, друг Профферов, но авось согласится.
Всех обнимаю,
Ваш Игорь.
Да, Поль Дебрецени устроил мне приглашение в свой университет — прочесть пару лекций в апреле.
OCR 09.06.2002.
Сергей Довлатов - Игорь
Ефимов. Эпистолярный роман. - М.: "Захаров", 2001.