Письма (21 мая 1981 г. - 29 января 1982 г.) - Сергей Довлатов - Игорь Ефимов. Эпистолярный роман. с. 132-162.

 Письма (21 мая 1981 г. — 29 января 1982 г.) - Сергей Довлатов - Игорь Ефимов. 
 Эпистолярный роман. с. 132-162.

<< В начало

ПИСЬМА 21 мая 1981 г. — 29 января 1982 г.

Довлатов — Ефимову

21 мая 1981 года

        Дорогой Игорь!
        Спасибо за каталог [изд-ва «Эрмитаж»]. Поздравляю!
        Я бы очень хотел, чтобы Ваше издательство стало крупным и преуспевающим. Я думаю, что мы бы всегда могли обо всем договориться и быть друг другу полезны.
        Отрывки для приложения ждем. Там же, надеюсь, будут и Ваши данные.
        Теперь, что касается — издаться в будущем году. Мне кажется, целесообразнее всего издать «Зону». (Городские рассказы очень среднего качества. А «Пушкинский заповедник» не дописан и дописывать нет времени, там всего 75 страниц.) «Зону» же можно опоясать таким нехитрым приемом — выдумать солдатское письмо страниц на 12, давать его кусками между рассказами и растянуть на всю книжку. На манер хемингуэевских курсивов в книжке «В наше время». Получится что-то вроде «Компромисса», то есть — единство места и действующие лица, переходящие из отрывка в отрывок. Плюс фрагменты солдатского письма, цементирующие всю эту сомнительную постройку. Я готов за две недели все это проделать.
        Насчет переводов следует говорить отдельно. Один из рассказов «Зоны» куплен «Ньюйоркером», еще три имеются на английском языке, и с ними вопрос решается. В издании книжки уже отказали «Фаррар, Страус...» и «Кнопф». Рукопись находится в «Рэндом», и отказа пока нет. В общем, разберемся. А по-русски «Зону» издавайте на здоровье, буду очень рад.
        Да, еще меня бескорыстно смутил размер Вашей скидки — 35%. Насколько я знаю, стандарт — 40%, некоторые издательства и книжные торговли (Камкин) дают и 50%. Что бы это значило? Впрочем, Вам видней.
        Всем большой привет. При встрече расскажу массу смешного про конференцию.

Ваш С. Довлатов

P.S. Самым пристойным на конфер. был Лимонов.

Ефимов — Довлатову

30 мая 1981 года

        Дорогой Сережа!
        Наша главная новость: Профферы не вынесли обиды и увольняют нас. Причина: оставаясь в Ардисе, мы будем красть производственные и торговые секреты и использовать их для Эрмитажа.
        Марина ждала именно этого, но я все же был поражен. Хотя не стоило бы: ведь на моих глазах несколько месяцев назад они планировали здесь удушение РУССИКИ, подговаривали Аллоя не продавать тем свои книги, замышляли конкурирующий магазин в Нью-Йорке. Ментальность мелкого гангстера полностью восторжествовала. Я уже говорил Вам, что в них очень много советского (как-то получилось, что общение с русской литературой не добавило им ни широты взгляда, ни глубины души, а заразило чертами партийного чиновника): подозрительность, скрытность, планы, в три раза превосходящие возможности, штурмовщина, презрение к собственным обещаниям, презрение к загубленным надеждам людей, доверившихся им, и т.д. Теперь, для завершения картинки, добавилось последнее: шпиономания. (Среди их мечтаний: украсть список подписчиков «НРС»: то-то добавилось бы у Ардиса покупателей!)
        Вторая главная новость: хотя Вы, в своем «русофобском угаре», презрительно отзывались о журнале ПОСЕВ, писатель Солженицын (да-да — А-И.Солженицын) читает его и вот что написал в письме в редакцию (цитирую из их письма): «... в № 3 просто восхитил меня очерк Марины Рачко — сильное перо! большое чувство меры, лаконичная выразительность». И надо же, чтобы это пришло в годовщину нашей свадьбы! (В газету это не вставлять, а знакомым — рассказывать).
        Наконец, про наши издательские дела.
        Сережа, поверьте, мне нравится «Зона», но читатель устал от лагерной темы. Я не смогу распродать книжку, а значит, и не смогу издать за свой счет, если там будет только «Зона».
        Во-первых, у нас времени еще очень много. Окончательное решение о составе и объеме мы должны принять не позже ноября-декабря. Повторяю: можно даже ничего не выдумывать, если душа не лежит, давать рассказы как есть. Но если силы и охота появятся, обдумайте две моих идеи.
        Для «Зоны»: идея объединить рассказы солдатским письмом неплоха, но прикиньте как запасный вариант — товарищеский суд (обвиняемому припоминают одно, другое, а дальше, как говорят киношники — наплыв и...).
Для «Пушкинского заповедника»: защита диссертации «Пушкин в народном сознании». (Вариант названия:
«Дикий тунгус»; «Ныне дикий тунгус».) Кстати, и для всей книжки «Дикий тунгус» звучит заманчиво.
        Все это не очень срочно, так что обдумывайте, не торопясь.
        Всем поклоны, жму руку,

Ваш Игорь.

Довлатов — Ефимовым

4 июня 1981 года

        Дорогие мои, здравствуйте!
        То, что вы расстались с Карлом, в практическом смысле, наверное, худо, а в метафизическом — естественно и нормально. Куда ни кинь, выходит — «Практическая метафизика». Если уж «Эрмитажу» суждено развиваться, то это должно было произойти. Надеюсь, вы уцелеете.
        Украсть список подписчиков «НРС», кажется, возможно. Вернее — купить. Боря хотел это сделать, но я его отговорил. (Для вас бы — согласился.) Но вы, будучи приличными людьми, не захотите. А то — можно обсудить.
        Реальнее и пристойнее — другое. Я могу спросить относительно наших подписчиков. Их — 3200 с чем-то. Притом, мы — еженедельник, почти журнал, что уже ближе к вашей продукции. Хотите, я поговорю?
        Мы еженедельно рассылаем 1 000 лишних копий по имеющимся адресам. Есть 800 адресов в Канаде и так далее. Может быть, это секрет, но Саша Минчин (?) — автор книги «Псих» — дал Боре детройтские адреса, кажется — 2 000... Сообщите, что вы думаете об этом.
        Дальше. Мой русофобский угар не простирается так далеко, чтобы я не помирал от зависти, читая отзыв Солженицына. За десять лет из известных мне людей Солженицын упомянул только двоих — Клепикову и Марину. (Это шутка.)
        И все-таки, следующий очерк пришлите нам, мы украсим его солженицынской цитатой. Поздравляю.
Теперь — что касается «Зоны». Товарищеский суд, конечно, лучше, чем письмо. Письмо — искусственно и чересчур литературно. Да и растягивать его надо на 12— 13 кусков, — слишком условно. А суд — здорово. Даже странно, что Вы (раньше я обращался к вам обоим на вы, а теперь к Вам, Игорь, на Вы) это придумали мимоходом.
        «Заповедник» же не окончен, вернее — едва начат, его не надо связывать приемом, там героя, вероятно, зарежут на поляне 6-го июня на глазах у Андронникова и Сулейменова. Или что-нибудь в этом духе.
Игорь, вероятно, 20-го мы с Меттером и Поповским (ну и тип! Вы его мало знаете) будем в Детройте. Очевидно, заглянем в Анн Арбор (без ночлега). Тогда и поговорим, если желаете.
        Новости имеются такие. Вайнберг купил «Новую газету», вернее — отдал за мудака-Женю долги. Теперь он будет их набирать, распространять и так далее. Это довольно плохо. Однако не катастрофично. У нас, вероятно, и даже весьма вероятно, будут осенью деньги, тысяч 150. Будем делать ежедневную газету. Еженедельник — клубная затея, «жить с него» нельзя. То есть, можно, но очень бедно. В общем, начнем. Бог даст, как сказал бы Дима Бобышев, о котором готовлюсь рассказать смешные вещи. На одном из банкетов в Калифорнии Бобышев сидел рядом с Н.Н. <...> Тот изъяснялся в обычной красочной манере. Дима сказал:
        — Ругаясь матом, вы оскверняете Богородицу. Н.Н. рассердился и закричал:
        — Ебу тебя вместе с богородицей! На что Дима сдержанно ответил:
        — Оскверняя же Богородицу, вы оскверняете Россию. На что Н.Н. еще громче заорал:
        — Россию — тем более ебу!
        В такой академической обстановке проходила конференция.
        Весьма симпатичным, и даже трогательным человеком показался мне Синявский. Я. К. <...> — развязен и пошл. Кроме того, довольно заметно украл наушники. Да еще осмелился мне при этом подмигнуть.
Лучше расскажу при встрече...
        А теперь желаю произнести сентиментальность. Мне ужасно не хватает в Нью-Йорке людей, которые меня давно знают. Не потому, что здешние не знают, какой я хороший. А потому, что не знают, какой именно. Это очень мучительно — наживать репутацию, не важно — хорошую или плохую, но соответствующую натуре. Недавно один вполне хороший человек сказал (без меня): «Довлатов ждет (он даже сказал — выжидает), когда мы ему предложим хороший процент». Не важно, в какой это было ситуации, при каких обстоятельствах, но я жутко расстроился. И все происходит от неведения. Вот что такое — новая жизнь. Она как раз и тяжела тем, что приходится заново себя насаждать, чтобы нести ответственность только за действительные недостатки, а не за мнимые. Откуда им, действительно, знать, что я не обману и не схитрю в делах?! Что я, может быть, что-то другое сделаю, похуже, но свое. А я к тому же не пью и таким образом, стал уже вполне морально приемлем. И мне обидно.
        Поэтому я без вас скучаю. И даже рад, что так получилось с Карлом, скорее переберетесь в Нью-Йорк. Здесь тоже есть очень дешевые типографии, просто Гриша — абсолютный тюфяк.
        Обнимаю вас и люблю.

С.Д.

Ефимов — Довлатову

15 июня 1981 года

        Дорогой Сережа!
        Спасибо за готовность помочь. Но списки пока не нужны: мой опыт показывает, что от индивидуумов отдача ничтожная. На ваших же (Нов. Ам.) подписчиков будем действовать прямо через газету. В связи с чем и посылаю рекламный материал (последовательность придумана мною — конечно, Вы можете изменять, добавлять, урезать):
        1. Фотография всей команды. (Имена на обороте.)
        2. Интервью с И.Ефимовым.
        3. Краткая аннотация о Суслове и два его рассказа.
        4. Краткая аннотация о Руфи Зерновой и рассказ «Ведьмы».
        5. Кр. аннотация о С. Аверинцеве и отрывок из его статьи.
        6. Список наших книг, вышедших и выходящих в ближайшее время (пока не следует упоминать Владимова — там возникла заминка).
        Мне бы хотелось, чтобы материал пошел в печать в июле — не раньше. А то на весь июль мы уезжаем в Нью-Хемпшир и не сможем быстро откликнуться на поток заказов (шутка).
Рад, что Вам понравился прием с товарищеским судом. Но следующий абзац не совсем ясен: даете Вы в книжку рассказы о заповеднике (пусть в том виде, как сейчас)? Или Вы хотите до конца упиться этой ситуацией: издатель (кажется, впервые в жизни) просит у Вас для книги уже написанные вещи, а Вы упираетесь?
        В Нью-Йорк мы перебираться пока не будем, но по вас тоже скучаем и будем рады повидаться.

Всегда ваш Игорь.

Довлатов — Ефимову

8 июля 1981 года

        Дорогой Игорь!
        С первым же Вашим рекламным комплектом случилась накладка. Даже целый комплект накладок.
        1. Фотографию не дали, потому что ее изуродовал наш фотостат. (Прилагаю.) Получилось бы черное пятно. Наша полиграфия не впервые бунтует против Вашего облика.
        2. К рассказу Суслова приставлено окончание другого рассказа. Виноват кретин Генис. Перед Сусловым мы извинились.
        3. Кораблик-эмблему тот же Генис забыл поставить на обеих страницах, чтобы привязать Суслова к интервью и рекламе.
        Короче, простите. Что я могу еще сказать? Зернову и Аверинцева я лично буду курировать. Игрушки скоро пойдут. В течение двух недель. Я написал вводку.
        Я Вам позвоню, как только пройдет испуг и смущение от нашей халтуры. Жизнь нелегка.

Ваш С. Довлатов.

Довлатов — Ефимовым

9 сентября 1981 года

        Дорогие Ефимовы!
        Спасибо за книжку [«Как одна плоть»], а также — поздравляю! Полиграфически она ничего себе, только сверху поля обрезаны. Я ее скоро прочту и напишу что-то вроде рецензии. Хотя времени нет абсолютно, главным образом из-за неописуемого бардака в редакции. Из 16 сотрудников я — единственный аккуратный человек. Год назад спрашиваю Орлова:
        — Леша, если ты ни черта не помнишь, отчего бы тебе не записывать в книжку? А он отвечает:
        — Что я, сумасшедший, чтобы записывать?..
        Кажется, я это уже рассказывал.
        Про Джефферсона [Роман Ефимова о Джефферсоне (неоконченный) был напечатан в газете «Новое русское слово» в 1982 г.], я уверен, хорошо написано. Если говорить цинично (не творчески), то вообще это хорошо — русский эмигрант написал об амер. истории. Более того, нам требуется вещь с продолжением. Но общество категорически хочет детектив в расчете на Брайтон. Я же — ненавижу детективы и никакую Агату Кристи никогда не мог прочитать до конца. В качестве компромисса редколлегия соглашается на научную фантастику (которую я еще больше ненавижу). Я не думаю, что смогу убедить сослуживцев — печатать с продолжением историческую повесть. Но попытаюсь, ведь газета наша — с интеллектуальными претензиями. Если не получится, то как Вы смотрите — дать отрывок? Страниц да 15? Или Вы не хотите разобщать?
        Одновременно я пытаюсь внедрить в качестве детектива с продолжением историю Кирилловой [Косцинский] посадки. Но тоже вряд ли удастся. Помимо всего прочего, есть и такой момент — мы стараемся литературные материалы давать безнаборные, у нас единственная наборщица с полной нагрузкой + компьюграфик для рекламы и заголовков, и девицы не успевают, кроме того, половина из них (являющаяся одновременно моей половиной — остроумие) — беременна и зелена лицом. Короче, я попытаюсь, а Вы сообщите насчет отрывка. Вы пишете — вычитать корректуру. Имеется в виду — в рукописи или в гранках? Рукопись мать прочтет с удовольствием и, разумеется, бесплатно. Но, видимо, я что-то путаю от усталости, недосыпания и бардака. Простите за сумбур.

Ваш С. Довлатов.

P.S. Игорь, Вы только что звонили, но я все же отправляю письмо. Ждем Вас и обнимаем. С.

Довлатов — Ефимову

25 сентября 1981 года

        Дорогой Игорь! По зрелому размышлению я думаю, что:
        1. Издавать две повести в единой обложке — не следует. Это немного дискредитирует обе повести. Возникнет маленький конкурс. Одна получится лучше, другая хуже. Это будет шаг к сборнику рассказов.
        2. Я почти уверен, что коммерчески одна повесть — рентабельнее. Книжка толщиной в 130 страниц обойдется издательству в 1000, как минимум, долларов, не считая набора, возни с макетом и обложкой, и стоить она может через год от 6 до 7.50. Книжка же толщиной в 260 страниц обойдется на 60% дороже, а ставить цену больше 10 долларов — нахальство. Может, я неправильно считаю....
        3. Я бы хотел начать с «Зоны», как с более завершенного сочинения. Толщина — около 130 страниц. В зависимости от количества тетрадок, насколько я понимаю, число страниц бывает кратным 8, 16 или 32. Так что, объем можно растягивать и сокращать.
        4. При оформлении я хочу использовать лагерно-сюрреалистические пейзажи Бори Свешникова, который живет в Москве, но возражать не станет. Вы можете их посмотреть в каталогах нонконформистов и в «Аполлоне» Шемякина. Обложку тоже можно соорудить из Свешникова плюс толстые черные буквы или даже реверс.
        5. «Заповедник» же, если Вы не утратите к нему интереса, выпустим через год после «Зоны». Надеюсь, «Эрмитаж» будет существовать, и даже не надеюсь, а уверен.
        6. Если все это не вызывает у Вас принципиального протеста, то вот несколько строчек для каталога:
        Сергей Довлатов. ЗОНА.....................................Цена?
        (130 стр., мяг. обл., когда?)
        Традиция русской «каторжной» (или лагерной) прозы характеризуется выдающимися именами — Достоевского, Солженицына, Шаламова. В их бессмертных произведениях каторга, лагерь неизменно изображались с позиции жертвы.
        В коротком романе Довлатова «Зона» главным действующим лицом является лагерный надзиратель, с точки зрения которого и представлен ход событий.
        Это дает возможность автору по-новому взглянуть на многие факты, дать им неожиданную оценку и сделать парадоксальные выводы.
        С.Довлатов начал печататься, лишь эмигрировав на Запад, выпустил три книги по-русски и по-английски, редактирует популярный еженедельник «Новый американец».
        7. Теперь — что касается условий. Я понимаю, что Вы не сможете мне заплатить. Условия, мне кажется, должны лежать в несколько иной плоскости. Допустим, Вы могли бы предоставить мне какое-то количество экземпляров в качестве гонорара, а я бы обязался не продавать их, а только дарить. Какое-то количество экземпляров я мог бы по условиям приобрести у «Эрмитажа» по себестоимости, с тем же обязательством — не продавать. Эти две цифры — авторские экземпляры и книги по себестоимости — можно варьировать: 50 + 50, ЗО + 60 и так далее. Как Вы сочтете нужным.
        8. И последнее, вернее — предпоследнее. Я бы хотел сохранить права на иноязычные варианты. Я все еще не теряю надежду издаться как следует по-английски, и, по мнению Бродского, шансы должны расти.
        9. Последнее же в том, что кусок из «Зоны» будет до конца года в «Ньюйоркере» в качестве рассказа (каковым он и является), и еще два куска читает редактор. Там ко мне довольно хорошо относятся, они даже написали Бродскому благодарственную записку, как моему рекомендателю, и я думаю, что сложностей с авторскими правами не будет, тем более что, наверное, можно всем этим делом пренебречь.
        Вот, собственно, и все.
        Очерк про Вас — сочиняю, медленно.
        Против Джефферсона целиком общество возражает, нужен детектив или что-то вроде Орвелла, русская тема плюс напряженный сюжет. По-прежнему ли Вы не хотите давать отрывок?
        Обнимаю. Всем девицам огромный привет.
        Из новостей — я решил добиваться гранта. Начал с безнадежного — с Гугенхайма. Если получу, назову ребенка — Гуго. А если будет двойня, то Гуго и Хайм.

Ваш С. Довлатов.

Ефимов — Довлатову

3 октября 1981 года

        Дорогой Сережа!
        Господь с Вами — уговорили.
        Будем в 1982 издавать «Зону». Но с условием, что и «Заповедник» — постараться дописать для нас на 1983 г.
        Срок — середина лета, начало осени. Но хотелось бы, чтобы готовая рукопись была задолго до этого, чтобы втиснуть набор в образовавшееся «окно». Кстати, много ли из этого печаталось у Перельмана? Устраивает ли его шрифт и формат? Можно ли нам сэкономить немного, использовав частично его набор?
Как это Вы говорите, что мы не заплатим? Вам будет причитаться 10% с проданного экземпляра, что (при цене 7.50) должно дорасти до 750 дол. Но если хотите, я могу вместо этого отдать Вам сразу 200 экз. с разрешением продавать где угодно и как угодно? Устраивает?
        Иностранные права, конечно. Ваши. Однако буду признателен, если в аннотациях при английских публикациях отрывков будет упомянуто, что книга запланирована в Эрмитаже.
Итак, с книгой все ясно.
        «Джефферсон». Думаю, не печатать его в газете — правильное решение. Если не забудете, заберите экземпляр из редакции, а я в следующий визит его увезу. Или просто отправьте мне. Дошел ли до Вайля и Гениса посланный мной пакет с книгами?
        Шарымова прислала мне чек за «Как одна плоть» и адрес заказчика. Я, конечно, ей признателен, но если узнает Проффер, он меня просто подожжет: я не имею права продавать эту книгу, заказы надо направлять только в Ардис. (Все остальные мои книги можно теперь заказывать у меня.)
        Вкладываю небольшое объявление. Сколько стоило бы опубликовать его в газете? С деньгами очень туго, но если недорого, я бы поднатужился.
        Поклоны растущей семье,

всегда Ваш, Игорь.

Довлатов — Ефимову

8 октября 1981 года

        Дорогой Игорь!
        Рад, что Вы согласились издать «Зону» отдельно. К лету, разумеется, все будет готово. А «Заповедник» — строго через год.
        200 экз. меня совершенно устраивают. У Перельмана была напечатана треть «Зоны». Насколько можно использовать его набор, сейчас говорить трудно — все будет переделываться. Когда работа будет закончена, я отмечу совпадающие куски и пошлю Вам хорошие оттиски из «Времени и мы».
        Теперь — насчет указания, что книга запланирована в «Эрмитаже». В «Ньюйоркере» от 19 октября идет, наконец, мой рассказ (не лагерный). А до конца года обещали пропустить лагерный, из «Зоны». Я навел справки и выяснил, что давать указания такого рода в «Ньюйоркере» не принято и даже услышал шутку, что за такую рекламу «Эрмитажу» пришлось бы очень дорого платить. Настаивать я боюсь, чтобы не услышать: «Мы и так печатаем тебя неохотно, а ты еще лезешь с капризами». Вайль и Генис пакет получили. С объявлением дела обстоят так. Положение в газете тяжелое, дружба с администрацией трещит по всем швам, Меттер окружил себя проходимцами, и так далее. Короче, просить о бесплатном объявлении сейчас неудобно. Нужен компромиссный вариант. Формально один квадратный дюйм стоит 8 долларов, как и в «НРС». Объявление занимает 6х4=24х8=192. Формально же при объявлении, даваемом свыше 5 раз, дюйм стоит 7 долларов, а свыше 10—6 долларов. Наши рекламщики снижают цены до половины. Короче, могли бы Вы уплатить 50? Есть другой способ. Если бы Вы написали хоть какую-нибудь заметку о политике или экономике, то мы бы в качестве гонорара велели Боре дать рекламу.
        Жаль, что я не могу решить этот вопрос сам и в одну минуту. Но это так. Вообще нашу контору разрывают всяческие страсти, в основе которых лежит затянувшаяся бедность. Но это все в письме выходит очень длинно.
«Джефферсона» вышлю, забрав у Пети. Если бы Вы знали, в какой бешеной форме я уговаривал их напечатать в антологии «Пенелопу» [рассказ А.Битова], но они совершенно несгибаемые, и, к сожалению, не с идеальным вкусом люди.
        Жду распоряжений относительно рекламы. Не сердитесь. Демократия превратила меня в абсолютно бесправного человека. То же самое, кстати, говорит Эдвард Коч.
        Обнимаю всех.

С. Довлатов.

Ефимов — Довлатову

12 октября 1981 года

        Дорогой Сережа!
        Раз все будет переделываться, нет смысла связываться с кусками из «Времени и мы». Наберем сами — чисто и красиво.
        Конечно, в «Ньюйоркер» соваться с моими рекламными пожеланиями смешно — забудьте.
То же самое и с рекламой на английском языке. Тем более, что она меньше всего уместна в «Новом американце».
        То же самое и с несгибаемым Вайльгенисом — была бы честь предложена.
        У нас все идет нормально, дело движется. Недавно написал на полях набора одного профессора, что нельзя писать «его язык отличался богатством слов». Он послушался, исправил: «его язык отличается богатством языка».

Поклон семье, дружески, Игорь

Ефимов — Довлатовым

26 октября 1981 года

        Дорогие Лена и Сережа!
        Что за печальные слухи доходят до нас о новом расколе в газете? О, эта русско-еврейская неспособность к поискам компромисса! Ничему не поверим, пока не получим отчет от вас самих.
        Лена, профессор, о котором я говорил, на днях вышлет гранки своей книги. Умоляю, не правьте стиль. Я уже сделал что мог, но невозможно же переписывать за него всю книгу. Только грамматика! Книга выйдет не под нашей маркой, так что для нас главное — чтобы набор был качественным.
        С Вами и Норой Сергеевной я договаривался по 40 центов страница. Ему сказал, что по 60 ц. Итого Вы должны получить 100 дол., я — 50. (Мне ведь еще врезать исправления.)
        Всех обнимаю,

Ваш Игорь Ефимов.

Довлатов — Ефимовым

6 ноября 1981 года

        Дорогие Ефимовы!
        Посылаю для ознакомления три первых номера газеты [«Новый свет»]. Рассказывать подробности — нет сил. Положение все еще шаткое и трудное. Глупости и мерзости в Обращении — навязаны. Таковы были условия. Надеюсь, все поймете. Надо было выбирать: либо расходиться по домам, либо — эти условия. Расходиться до слез обидно. Уцелеть без помощи Седыха — невозможно. К Меттеру возврата нет — он жулик. И так далее.
        Народ кругом — говно. Камни летят со всех сторон. Жизнь отвратительна.
        Гриша с Леной купили наборную машину. Взять того же Гришу — единственный хороший человек в микрорайоне — и тот бездельник и невежда.
        Вайнберг в разговоре со мной произнес: «Разные там славянисты курят вам дифирамбы...»
        У меня от смеха хлынул из носа чай...
        Всех ненавижу.
        Любящий вас

С. Довлатов.

P.S. Обратите внимание на детектив В.Шифрина. Это я за субботу написал для привлечения Брайтоне кой публики. Докатился. С.
P.P.S. Ваш друг М.Поповский — ужасен. Хотя надо отдать ему должное — ужасен со всеми: с бедными, с богатыми, с евреями, русскими, ветеранами, христианами, со мной, с Седыхом и даже — с Григоренко. Он старец Зосима — наоборот. С.

Довлатов — Ефимову

20 ноября 1981 года

        Дорогой Игорь!
        Я Вам дважды посылал газеты для ознакомления. Надеюсь — получили. Обложки все подряд неудачные. Пятый номер будет лучше.
        Положение неясное. В нем много загадочного, как в хорошем, так и в чудовищном смысле. В письме рассказать невозможно.
        И вообще, я обращаюсь к Вам по другому поводу. Лена с Гришей купили пополам IBM. Гриша оказался совершенно невозможным партнером. Расшифровывать не буду, но поверьте — он — антипартнер. Озорно поблескивает глазами и хитрит так мелко, что это вызывает лишь раздражение. Как Вы догадываетесь, я готов быть либо в дружеских отношениях с человеком, то есть, в отношениях, заведомо исключающих хитрость, либо, что называется, в деловых, когда немного хитрят обе стороны. Но с Гришей деловые отношения тоже невозможны. Правильно сказал Иосиф: «Мишель дает деньги, я — громкое имя, Лосев выполняет работу, а на каком этапе нужен этот поц?!» [Михаил Барышников дал деньги на издание собр. соч. Бродского в издательстве «Серебряный век». Собрание не вышло.]
        Короче, Гриша угрожает отказаться от машины, если Лена не снизит расценки до полутора долларов за книжную страницу (больше 2 000 знаков). Если они разойдутся, Лене одной придется выплачивать рент — 10 долларов в день. Мы ей, разумеется, даем какую-то халтуру. Но и к Вам есть просьба. Если Вы и Марина не успеваете справиться с каким-то заказом и вынуждены его отклонить, то имейте, пожалуйста, Лену в виду. Для нее приемлемы любые расценки, которые Вы сочтете нормальными. Она работает аккуратно и быстро. Она же со своей стороны будет иметь Вас в виду как посредника с типографией. То есть, получив заказ, рекомендовать Вас и Вашу типографию. В общем — ясно.
        Очерк про Вас обязательно напишу, как только рассеется хаос.
        Да, еще один вопрос. Не хотите ли Вы под своей маркой издать книжку Сагаловского. Вы, наверное, помните его по нашим публикациям. Наум пользуется большим успехом в демократических кругах. Его томик, я думаю, продавался бы в русских колониях. Набор мы ему, вероятно, сделаем бесплатно. За типографию он заплатит. Как насчет распространения и марки?
        Звонил ли Вам непонятный человек, написавший книгу про скульптора Антокольского? [Феликс Аранович. Его книга об Антокольском вышла в «Эрмитаже» в 1982 г.1
        Обнимаю Вас и Ваше семейство.

С. Довлатов.

Ефимов — Довлатову

24 ноября 1981 года

        Дорогой Сережа!
        Ни одного экземпляра «Нового света» мы не получили, ничего про новую газету не знаем. Подписчики здесь в большой растерянности, на их провинциальный вкус вся история с разрывом выглядит довольно дискредитирующей, так что завоевывать доверие заново будет нелегко.
        Деловой союз с Гришей — на это, по-моему, можно было пойти только в каком-то мазохистском порыве. Думаю, надо принимать всю ренту на себя, а у него только брать заказы с выплатой вперед. Я всегда помню про ваши нужды, но ведь мы работаем на машине втроем (еще одна русская девочка, которую Проффер вот уже второй месяц переманивает от нас, постепенно наращивая высоту сулимых златых гор), а при такой интенсивности завала заказов пока не предвидится. Не написать ли Вам Профферу? Он так меня ненавидит, что может согласиться давать Вам заказы за ту же цену, что и нам — 1.60 за тысячу знаков. Правда, предупреждаю: рукописи будут неправленные, нуждающиеся в корректуре; ручной правки и авторских исправлений — полным полно и бесплатно, а деньги получать не легче, чем с Гриши. (Вот уже третий месяц не могу получить причитающиеся мне 800 дол.)
        В связи со всем этим: сохраняется ли заказ на 6 фонтов, сделанный Леной по телефону? Или нужно от него срочно отказаться?
        В каталог, в раздел «книги других издательств» я включаю альманах «Часть речи» № 1 и «Компромисс». Но удастся ли мне получить у Гриши требуемые экземпляры с 40% скидкой? Или лучше вообще не связываться?
Аранович, написавший про Антокольского, звонил, с ним ведем деловые переговоры, спасибо. О включении Сагаловского в наши планы и под нашей маркой можно поговорить, если он пришлет подготовленный сборник. Насколько я помню, он пишет довольно неровно — надо посмотреть, что он захочет включить туда. И уж конечно только при условии, что набор осуществляем мы.
        Еще одна досадная новость: тот профессор, которого я уговорил послать Лене корректуру, в последний момент слинял, а я не могу его заставить, потому что книга идет не под нашей маркой.
        Посылаю полный текст некролога про Борю [Борис Бахтин умер в Ленинграде осенью 1981 года] — как видите, в «Новом русском слове» потеряли конец. Вообще же, не зная ничего о положении дел в «Новом свете», я послал сейчас довольно много материалов в другие места. Надеюсь, Вы не рассердитесь, как я не сердился и не сержусь на друзей, сохраняющих нормальные отношений с Проффером.
        Поздравляю с включением в энциклопедию. Хочется сказать, как в анекдоте: «почему это Вы везде, а я — нигде?»
        Всех благ, обнимаю все семейство,

Ваш Игорь.

Довлатов — Ефимову

26 ноября 1981 года

        Дорогой Игорь!
        Жаль, если Ваши соседи принимают меня за гангстера. И разве их не смущает то, что со мной ушли из редакции еще семь человек, почти весь штат. К Седыху «на поклон» я тоже не ходил, хотя об этом много говорят и пишут с изощренными нюансами и подробностями. Я позвонил ему и сказал, что мне нужно с ним поговорить. Седых ответил: «Заходите, голубчик». Я сказал, что хочу попытаться сделать еще одну газету, но для этого необходима реклама в НРС. Что я прошу его об этом, и вне зависимости от ответа буду писать в газете то, что сочту нужным. Он наговорил мне комплиментов и дал рекламу. Вот и все. После этого я добился зарплаты (200 чистыми) себе и еще троим людям, хотя Гальперин не стоит и полтинника, вместо него можно взять четверых обозревателей и платить им по 50 долларов гонорара. У нас получают по 50 долларов за статью еще четыре человека, из которых двое — Поповский и Шарымова — оскорбляют меня почти ежедневно. Батчан же, заметки которого я переписывал в течение года, сказал недавно Дэвиду Дэскалу, что газету не может редактировать человек с моим знанием английского. Рыскину Лена год носила бутерброды в редакцию, и в результате он недавно божился в компании, что Катя не моя дочка, а представьте себе — Аксенова. И так далее.
        Профферу я уже написал сдержанное письмо. Даст заказы — хорошо, нет — обойдемся. Разумеется, я не обижаюсь, что Вы дали материалы в НРС и Моргулису, это совершенно правильно, а в дальнейшем я надеюсь что-то у Вас получать, если Дэскал не будет препятствовать рекламе. О Бахтине Вы написали очень хорошо, особенно вся неформальная часть относительно его умения влиять на закулисную борьбу в ССП, записки же Виньковецкой мне кажутся нескромными и сентиментальными.
        По поводу «Части речи» и «Компромисса» Гриша ведет длительные и туманные переговоры с «Руссикой», внятного ответа на Ваш вопрос он не дал, его телефон (212) 699-56-53. «Компромиссы» у меня есть, я могу Вам прислать 30—40 штук, а может, и больше, сколько надо.
        Заказ на шесть фонтов сохраняется, огромное спасибо. Лена оставляет машину себе, работа вроде бы есть. Да и крепнущая, увы, дружба с Вайнбергом сулит некоторые перспективы.
        Насчет Сагаловского — так. Набор ему Лена сделает бесплатно, поскольку я очень ему благодарен. Речь идет о том, чтобы быть посредником между готовым макетом и типографией, получив комиссионные. В конце концов фирму ставить необязательно, что-нибудь придумаем, а вот типография у Вас, кажется, самая дешевая в США. Но это — со временем.
        Газеты Вы получили, бандероли идут страшно долго, первые номера очень плохие, пятый и шестой уже лучше. До пятого я выслал, шестой пошлю в среду.
        Мы все пребываем в адском труде, я встаю в половине пятого, у меня еще две передачи на радио, Лену тошнит каждые 15 минут, роды стоят очень дорого, сбережений, естественно, нет.
        Семьдесят процентов упреков в свой адрес я отметаю. Несмотря на все разговоры о том, что я продался дьяволу, Седыху и так далее, наша газета, единственная, смогла напечатать ответ Михайлова критикам (№ 5, 6, 7), единственная напечатала интервью Синявского, единственная публикует Белоцерковского и Шрагина, хотя я Вам скажу — демократы тоже хороши.
        Всех, кто меня порицает — ненавижу, а вас всех люблю и обнимаю. Говорил ли я Вам, что в результате дружбы с Меттером мы должны банку (я и Лена) десять тысяч, которые по Бориной просьбе взяли якобы на образование и отдали ему для газеты и которые он отказался возвращать. Затхлый Перельман тем более их не вернет. И так далее.
        Всем большой привет, Наташе, маме.

Ваш С. Довлатов.

Довлатов — Ефимову

21 января 1982 года

        Дорогой Игорь!
        Уже год, как я пишу без черновиков, из-за этого письма выходят сумбурные и невразумительные. И это — в том числе. Мне кажется, оно не требует ответа. Просто я хочу согласовать с Вами некоторые планы.
        За всю мою жизнь я получал разумные литературные советы только от двух человек. Это — Вы и некая Хэйли Элькен. Хэйли была редактором на «Ленфильме» и говорила по-русски с сильным финским акцентом. Именно плохое формальное знание языка придавало ее речи особую внятность. Она говорила: «У этого героя неправильная психология. Он не должен сказать — так. Он должен сказать — так». Остальные либо сразу заговаривали о Боге, либо, как Марамзин, советовали: «Читателя надо подъебнуть», либо, как Бродский, твердили: «Главное, это — кураж!» Короче, я Вам очень доверяю. А главное, мне чаще всего понятно, что Вы хотите сказать.
        Дело в том, что мне жутко опротивело все, связанное с газетой. Ситуация такова. Нами правит американец Дэскал, еврей румынского происхождения. (Уже страшно!) Он не читает по-русски и абсолютно ничего не смыслит в русских делах. Это — самоуверенный деляга, говорит один, не слушает, отмахивается и прочее. Довольно хорошо знакомый тип нахального малообразованного еврея. То, что он не знает русского языка — с одной стороны, хорошо. Это дает простор для маневрирования и очковтирательства. С другой стороны, его окружает толпа советников, осведомителей, интерпретаторов и банальных стукачей. Стучат в трех направлениях. Первое — Довлатов не еврей, армянин, космополит, атеист и наконец — антисемит. Это крайне вредный стук, потому что наш босс рассчитывает получать деньги на газету от еврейской организации, и кажется — уже получает. Второе — что я ненавижу диссидентов, издеваюсь над ними и так далее. Третье — Довлатов завидует таким великим писателям, как Ефраим Севела и Львов, и еще — Солженицын, борется с ними, не публикует и так далее. Если б я окончательно разложился в моральном плане, я бы мог говорить боссу что-то вроде того, что Солженицын и диссиденты — главные антисемиты нашей эпохи и прочее. Но это — слишком. Хотя вообще-то я сильно разложился, я это чувствую. Я здесь веду себя хуже и терпимее ко всякой мерзости, чем в партийной газете. Но и стукачей там было пропорционально меньше, и вели они себя не так изощренно. Боря Меттер, например, оказался крупным негодяем. Орлов — ничтожество и мразь, прикрывающийся убедительной маской шизофрении. Он крайне напоминает распространенный вид хулигана, похваляющегося тем, что состоит на учете в психоневралгическом диспансере.
        Практически командуем в газете мы втроем, Петя, Саша и я. К сожалению, мы абсолютно разные люди (при их многочисленных достоинствах). Они — молодые формалисты, веселые, с хорошими зубами, без проблем. В мелочах довольно бессовестные, но в серьезных делах соблюдающие некоторые правила. Они прекрасно ко мне относятся (в своем понимании), верят, что я еще способен достигнуть некоторых футуристических успехов, и вообще — приличные люди, но никогда не испытывавшие и тени сомнения в собственной правоте и в абсолютном совершенстве.
        Тем не менее образовалась правящая олигархия, несколько сократившая всяческую демократию. Без этого невозможно бьшо справиться с хаосом и кипучими амбициями второго состава. Поповский выдвинул ультиматум, который принят не был, после чего Марк Александрович надулся и ушел. Думаю, что пишет обо мне изобличительную статью для «Новой газеты». Но это — ладно.
        Короче, мне все опротивело. В принципе, я мог бы уйти. Тем более что Дэскал рано или поздно выгонит меня. Я мог бы — а). Пойти в «Новое русское слово», то есть сменить, как говорится, шило на мыло, лапшу на вермишель, б). Добиваться преподавательского места, это возможно, но это — переезды, негарантированные заработки и т.д. в). Продолжая халтурить на радио (что тоже ненадежно, в любую минуту эта халтура может кончиться или прерваться, что уже не раз случалось), заняться американскими делами.
        И вот — я перехожу к главному. Три публикации в «Ньюйоркере» (третья появилась вчера) открыли передо мной некоторые возможности, которые я совершенно не использую. Хотя самые знаменитые американские люди — Солсбери, Мейлер, Воннегут — отнеслись к рассказам вполне хорошо, во всяком случае — они так говорят. Все толковые русские, от Козловского до Наврозова, говорят, что я — идиот. Что мне нужно выпустить книжку в хорошем американском издательстве. Теоретически у меня есть агент. Он позвонил в «Ньюйоркер», связался с Анн Фридман и просил ее сделать синопсис к «Компромиссу». А дальше начинается кошмар. Аня — страшная копуша. Она каждый рассказ переводит ровно год. Катя О'Коннор вообще пропала. У нее какая-то особо сложная личная жизнь. Вообще, мне страшно не везет с переводчиками. То есть, переводят они вроде бы хорошо, но настолько медленно, что все становится бессмысленным.
        Я хочу в ближайшие три месяца:
        1. Добиться от Ани заявки на «Компромисс» и дать ее в пять хороших издательств. Это дело придется оставить Ане, отказаться от нее на этом этапе уже нельзя, хотя я знаю, что обыкновенную сраную заявку на полторы страницы она будет переводить полгода, клянусь.
        2. Выпустить с Вами «Зону» по-русски. Затем подготовить этот злосчастный синопсис, приложить к нему в качестве главы рассказ из «Ньюйоркера» («По прямой»), плюс у меня есть еще два рассказа оттуда, переведенные студентом, их можно дать для ознакомления в качестве как бы — подстрочника, перевод, я думаю, плохой. И тоже дать это все в пять хороших издательств. Вместо резюме у меня есть вырезка из какой-то дурацкой энциклопедии, в которую меня по блату включил Лосев.
        3. У меня есть около ста радиопередач на русские темы. То есть — больше 400 страниц текста. Это, так сказать, книжка о России, причем не о верхнем слое, как у Смита и Кайзера (правительство, Евтушенко, диссиденты, распределители), а совсем наоборот. Это — низы общества, простые люди, мой цикл на радио так и называется «Ординари рашенз», «Простые люди России», «Простая Россия», что-то в этом духе. Три радиоскрипта оттуда переведены одной энтузиасткой, я думаю — плохо. Их можно опять-таки дать в качестве подстрочника. Надо только узнать, профиль какого издательства соответствует такой затее.
        Таковы планы. Не знаю, что из этого выйдет. В газете обстановка крайне мерзкая. Одна Шарымова чего стоит! Теперь насчет «Зоны». Я знаю, насколько важно превратить это в единое целое. Важно не столько для русского издания (хотя и для русского издания целое — лучше), что же касается американских издательств, то они просто говорят — сборник рассказов можно издать только после трех романов. Даже их любимый Чивер начинал с романов.
        Ваша затея насчет суда очень правильная и таит некоторые драматические возможности. Я «Зону» перечитал. Там — 13 рассказов. Они делятся на четыре группы, довольно обособленные. Четыре группы соответствуют четырем группам персонажей. Это — я (то есть, лирический герой), затем — солдаты, зеки и офицеры охраны. Это значит, надо сплести четыре мотива. Можно начать с рассказа «По прямой», который несколько выделяется качеством и заканчивается тем, что героя препровождают на гауптвахту, то есть, отдают под суд. Дальше можно написать эпизоды суда и другие промежуточные разделы, что-нибудь в псевдодокументальном духе, с обнажением хода «литературного процесса», то есть — с открытой лабораторией и нескрываемыми приемами. Чтобы рассказы, ставшие фрагментами книжки, — оставались беллетристикой, а связки, набранные, допустим, курсивом, были документальные, в свободной манере, непроизвольные и откровенные. Сейчас так очень многие пишут, так что это не покажется манерным, автор как бы участвует в повествовании и пр. Как у Воннегута в «Бойне». Короче, я взялся. Сегодня вечером уже что-то буду писать. Специально днем посплю.
        Только что звонила паскуда Наталья (зав. редакцией) и сказала, что потеряла письмо, которое я писал два дня со словарем по-английски для одного хрена в «Сохнуте». Что я должен сделать? Выгнать ее, нищую, покинутую худосочным Батчаном, голодную вечно, в драной кацавейке?! При этом грубит беспрерывно, и одно лишь выражение ее лица вызывает во мне бешенство.
        Игорь! Всех обнимаю. Буду заниматься литературой, а на работе — изворачиваться, обманывать начальство, как в Союзе.
        Народ вокруг — довольно поганый. И сам я — хорош!

Ваш С. Довлатов.

Ефимов — Довлатову

29 января 1982 года

        Дорогой Сережа!
        Атмосфера нью-йоркской литературно-газетной жизни несомненно вскоре станет темой Вашего нового романа. Похоже, в ней есть все, что нужно: Кафка, Зощенко, Достоевский, Сологуб и т.д. Все Ваши планы на жизнь имеют правильный принцип: наступать в разных направлениях, не подвешивать все свои надежды на какую-то одну ниточку. Но Вы ни словом не упомянули про «Один на ринге» — или как теперь называется этот большой роман? Неужели думаете, что я обижусь, если Вы будете печатать его в РУССИКЕ или даже в АРДИСЕ? Да, Бог с Вами — не ставьте меня на одну доску с ревнивыми параноиками. Но мне бы хотелось знать о Ваших литературных планах и успехах хотя бы для того, чтобы использовать это в рекламе. «Зону» ждем.
        Посылаю несколько наших новых книжек и каталог. Аксенова — для Вайля и Гениса. «Илюшины разговоры» [Дины Виньковецкой] — Лене, чтоб знала, как разговаривать с гениальным ребенком (шансы на это — на гениальность — довольно велики). Езерскую — Вам, ради фотографии Бродского и интервью с ним.
Всех Вам благ и удачи, дружески,

Игорь.

* * *

ПИСЬМО ДОВЛАТОВУ ОТ К.ВОННЕГУТА
от 22 января 1982 года

        Дорогой Сергей Довлатов,
        Я вас тоже люблю, но вы разбили мое сердце. Я родился в этой стране, бесстрашно служил ей во время войны, и тем не менее мне ни разу не удалось продать свой рассказ журналу «Нью-Йоркер». И тут появляетесь вы — и раз! У вас тут же покупают рассказ. Что-то здесь очень нечисто, на мой взгляд.
        Если ж говорить серьезно, я вас поздравляю с прекрасным рассказом и поздравляю «Нью-Йоркер» с тем, что они наконец-то напечатали по-настоящему глубокое и общезначимое произведение. Как вы уже наверняка обнаружили и сами, большинство их публикаций имеют своим предметом радости и горести верхнего слоя среднего класса. До вашего появления у них вряд ли можно было найти что-то про людей, которые, скажем, даже не являются постоянными читателями «Ньюйоркера»
        Буду рад видеть вас снова и прочесть ваши новые вещи. Ваши дарования нужны этой безумной стране. Нам повезло, что вы приехали сюда.
        Ваш коллега,

Курт Воннегут.

* * *

Игорь! Может быть, это пригодится для обложки? Это написано о рассказе «По прямой», который входит в «Зону». С.

Продолжение >>

OCR 21.01.2002.
Сергей Довлатов - Игорь Ефимов. Эпистолярный роман. - М.: "Захаров", 2001.