Виктор Соснора. Сергей. - ж. Звезда, СПб., 1994, №3.
СЕРГЕЙ
Мы подружились в Нью-Йорке.
Живя бок о бок, ходя нога к ноге по Невской першпективе, звеня рюмкой
в разно-тех же компаниях, встречаясь с теми же восточноглазыми красавицами,
выходя по утрам из одних и тех же полудомов, полубольниц, читая в одних
и тех же аудиториях, в Ленинграде мы не были близки.
В Нью-Йорке же началось не с Довлатова, а с Вашингтона. 11 ноября 1987
г. ночью выпал снег, ударил гром и все замерзло. Самолеты остановились.
Теледиктор говорила, водя глазами, что это случается раз в сто лет. Но
это случилось со мною, и пришлось сидеть у моего Львовского друга Василия
Аксенова, пить лжепиво без градусов, есть сосиски сталинского периода,
красную икру и др. предметы, которыми прелестные хозяева меня угощали.
Я пишу сию балладу, ибо пища у нас сейчас — область снов.
Я перечитал 16 романов Аксенова, мы осмотрели его рабочий кабинет с
компьютерами и ксероксами. Майя подарила мне шубку и звездочки для холодильника,
ошейник для пса и ежика с писком и, наполненный едою и идейно-художественным
содержанием творчества мною любимого писателя, я спросил Васю:
— Что делать?
— Да, — сказал Грустный Бэби, — самолеты заморожены. Читай Довлатова.
Я стал читать.
Наша литература в основном угрюма, дидактична и для чтения неинтересна.
Неинтересно читать формалистическую прозу Пушкина и Толстого, бездуховных
скучноносых Чехова или Тургенева — все учат, как тучи, нависая надо мною
своими бородами, бакенбардами и пенсне. Это эпическое отступление я перечеркиваю
и читаю Довлатова.
Мне не нужен Курт Воннегут, что повсюду хвалит С.Д., называя его вундеркиндом.
Я слишком хорошо знал это буйное и длинное существо, как мне казалось.
Так всегда кажется, когда смотришь в лоб, а не сбоку. Книги Довлатова написаны
в профиль, его герой Долматов — такой же двойник, как у Чаплина — Чарли.
Сергей Довлатов — уникальный случай в русской литературе, когда создается
всеми книгами — единый образ.
Его герой — двухметровый чудак, неудачник, то фарцовщик без денег,
то конвоир спецвойск, упускающий заключенных, то неожиданный муж, влюбленный
и не знающий, где его жена, то русский в Америке, которого шпыняют люди
намного ниже его и ростом, и умом. Это Долматов. Но Довлатов, пишущий,
пристален, жесток, непрощающ, он создает себе множество щитов то грубого,
то изысканного юмора и иронии, и за всем этим стоит тот мальчик, ранимый,
добрый, чудесно-умный и чистый, которого я впервые увидел на университетском
балу в новый, 1962 г., на елке, где он стоял в галстуке, под потолок, и
думалось: как жить тому, у кого головы всех друзей — под мышкой, а женщины
— по пояс?
Они встретили меня на ж.д„ на вокзале в Нью-Йорке, и Сергей взял мой
гигантский чемодан и понес, помахивая, как дамской сумочкой. Он бы и меня
взял как тросточку, но я шел с Еленой (в роскошной шубе!), и оказалось,
что ее тетя, да и она, были дружны в Ленинграде с моею мамой (на почве
книголюбия!). Меня поразила юность Елены и цветущий вид Довлатова. Такая
красивая и дружная пара, отличный автомобиль, начало заграничной славы
Сергея, начало денег, «все в будущем, за морем одуванчиков»!
Верный товарищ, он взял на себя все мои передвижения по Нью-Йорку,
он плохо водил машину, тыкался в бамперы, но, слава богу, не разбились.
Он был бодр и деятелен, выдумывая новые приключения. Ел я как божество
в их доме. Он страшно радовался, что я первый советский ч-к, выступивший
по радиостанции «Либерти», и это сделал он. Интервью со мною вел он, весело
и виртуозно. Мои вечера в отелях вел он — лихо и тактично. Он был очень
артистичен. У него не было пустых амбиций, он никогда не говорил о своих
книгах, он любил книги сверстников — случай редчайший и
драгоценный.
Его книги — изящно ограненные серии-бриллиантики, миниатюры.
Он учился живописи.
ХОРОНИМ.
Мы прощались — он улетал в Вену, я в Техас. Стояла ночь и чернота,
кафельный Нью-Йорк. Мы обменялись часами и очками. Больше мы не встречались.
Я ношу часы Довлатова и хожу в его очках, мир притемненный. Узнав о его
смерти, я запил и пил 12 дней стакан за стаканом, яд за ядом (по талонам),
пока не свалился в руки медиков института им. Бехтерева, 5-е отделение,
хорошо хоть, врачи были друзья, откачали. Русские банальности. НЕ ПЬЮ.