В дверях появляется сгорбленный человек.

— Я к доктору Маркузасу.

Навстречу посетителю выходит рослый мужчина. Улыбаясь, протягивает левую руку. Правая — в кармане халата.

Страдальчески морщась, посетитель говорит:

— Доктор, вы, конечно, не узнаете меня?

— О, я не такой уж профан в спорте. Вы — Алексей Таммисте, звезда советского баскетбола.

— Сейчас я развалина, доктор!..

— А ну-ка повернитесь. Так. Минутку. Больно! Радикулит, если не ошибаюсь. Да, именно радикулит. Попробуйте сделать так. А сейчас — вот так. Что ж, радикулит дело поправимое.

— Но я должен играть в четверг! Понимаете, в четверг. А я не могу самостоятельно одеться...

— В четверг, говорите? Надо записать. Приду болеть за вас, Таммисте.

— Маркузас смотрит на часы.

— Так вот. Сейчас понедельник. Десять часов утра. Шестьдесят часов спустя вы будете в отличной форме.

— Значит, шестьдесят часов. Не больше и не меньше!

— Не больше и не меньше. Точность — прирожденная немецкая черта.

— Немецкая! Я не уловил акцента. Странно.

— Я давно здесь живу. У нас будет время. Расскажу вам о себе...

По широкой лестнице отеля спускается немолодой человек в темном костюме. На лацкане круглый жетон — «USSR». Ему навстречу спешит приземистый толстяк, увешанный значками. Вот они заметили, узнали друг друга. Короткая пауза. Приподнятые брови... Толстяк заговорил первым:

— О господи! Маркузе! Ты ли это, старина?! Не узнаешь?

— Здравствуй, Гейнц фон Книбуш. Как ты располнел! Бывшему спортсмену это не к лицу.

— Я вообще изменился, дружище! Стал другим человеком. Ты не веришь?

— Хотелось бы верить, Гейнц.

— Так протяни же мне руку, дружище!

— Я не могу этого сделать, Гейнц. Мне ампутировали ее под Витебском.

— Какое несчастье! Ты сражался на восточном фронте?

— На Белорусском фронте, в частях Советской Армии.

Минутная пауза. Затем Гейнц фон Книбуш еле слышно произносит:

— Ты убивал соотечественников, Маркузе? Ты убивал немцев?

И слышит в ответ:

— Я убивал фашистов!..

Фрицас Маркузас

На полную мощность работают типографские станки. Они заготавливают для следующего дня новую кучу денег.

— Вот зарплата, — обращается вечером к жене страховой агент Герман Маркузе, — иди купи цыпленка. Утром ты на эти деньги не купишь и яйца.

В семье Маркузе шестеро детей. Остен — квартал бедняков. Горький запах размякшего маргарина. Низкосортный уголь чадит.

Тринадцатилетний мальчуган натягивает джемпер, похожий на рыболовную сеть.

— Ты куда, сынок? — Маркузе откладывает газету.

— На стадион, папа.

— Что ж, это помогает забыть о голоде...


Баварский квартал. Особняк ротмистра Иоахима фон Книбуша. С бульвара доносится горьковатый запах лип. Шуршит накрахмаленное платье горничной. На столе мельхиоровый кофейник, английский джем, печенье от Гильбриха.

Ротмистр фон Книбуш надевает бриллиантовые запонки.

Вбегает тринадцатилетний Гейнц. На нем костюмчик, сшитый лондонским портным.

— Ты куда собрался? — интересуется ротмистр.

— На стадион, отец.

— Прекрасно Истинный немец должен быть сильным и ловким...


Квадрат ринга. Хронометр оттягивает задний карман гимнастических брюк тренера. Тренера зовут... (Не будем указывать подлинное имя этого человека. Известный антифашист, бывший подпольщик живет в Западной Германии. Назовем его Эрих Шмидт).

— А теперь, — командует герр Шмидт, — проведем минутный спарринг. Надевайте перчатки, ты, Маркузе, и ты, фон Книбуш. Маркузе, действуй осмотрительнее, не раскрывайся. Книбуш, работай техничнее.

Маркузе надевает перчатки, затягивает шнурки. Книбуш не двигается с места.

— В чем дело, Гейнц? — спрашивает тренер. — Ты нездоров?

Гейнц фон Книбуш презрительно усмехается:

— Я не буду работать с Маркузе.

— Почему?

— От него пахнет луком. Я не выношу запах лука.

Маркузе резко поворачивается.

— Брэк! — командует тренер. — Не горячись, малыш! Достопочтенный фон Книбуш очень чувствителен. Весьма чувствителен к твоим апперкотам. Бог с ним. После душа жду тебя у выхода. Есть разговор...

Маркузе выходит из душа. Эрих Шмидт ждет его у забора. В сумраке поблескивают уголки чемодана.

Они идут по Лангештрассе. День близится к ночи.

— Кто твой любимый герой? — спрашивает тренер.

— Мартин Иден, герр Шмидт.

— Тебе нравятся рассказы Джека Лондона?

— О да, конечно. И Купера, и Майн Рида.

— Хорошие писатели, — рассеянно произносит тренер. И добавляет. — Если хочешь, зайдем ко мне. Я покажу тебе другие книги...


Просторный склад трамвайного депо. Под крышей на закопченных балках дремлют сизые голуби. У выхода — наспех сколоченная трибуна.

В помещении людно. Негромко переговариваясь, рабочие ждут. Пахнет мазутом, бензиновой гарью, растаявшим снегом.

На трибуне вырастает широкоплечий человек в полупальто и кепке. Взрыв аплодисментов. Как будто тысячи голубей, хлопая крыльями, одновременно поднялись в воздух.

Оратор поднимает тяжелый кулак:

— Товарищи! Поговорим о наших общих бедах...

К Маркузе протиснулся его товарищ:

— Знаешь, кто этот человек? — возбужденно шепчет он.

А в рядах уже слышится: «Тельман! Это же наш Тедди».

Появляется тренер Эрих Шмидт. Галстук торчит из кармана. Берет в кулаке.

— Вот что, ребята. Соберите человек шесть надежных парней и марш на улицу. Там дежурят рабочие патрули. Но людей маловато. Возможны провокации со стороны нацистов.

Лабиринт переулков. Сараи, заборы, пакгаузы. Голые ветки скрипят на ветру. В сумраке прячутся тени. Раздаются гулкие шаги патрульных.

Со стороны вокзала движется толпа. В руках — велосипедные цепи, кастеты и палки. Впереди — Гейнц фон Книбуш. На нем сапоги для верховой езды с подвернутыми голенищами и хромовая куртка.

— Стой! — вырастает на его пути Маркузе.

— Ты?

— Я.

— Получай!

Книбуш заносит над его головой железный прут. Маркузе резко уходит в сторону. Затем неожиданно выбрасывает правую руку. Словно вбивает невзгоды, ярость горечь, боль в этот круглый, тугой подбородок.

Книбуш падает на асфальт, как вещь.

В тупике уже дерутся. Где-то ревет полицейская сирена. Книбуш поднимается на четвереньки, встает.

— Мы еще встретимся, — говорит он...


Тридцать четвертый год. Подвал канцелярского магазина. Многопудовые напластования картона.

Маркузе прислушивается. Засовывает под ремень кипу сатинированной бумаги №3. Сверху надевает куртку. Бумага необходима подпольной типографии. Утром на заборах, на стенах домов, на бортах автомобилей появятся листовки. В правом верхнем углу будет напечатано — «Рот фронт».

У Маркузе нет имени, нет адреса. В тощем бумажнике — фальшивый паспорт.

Ночует он у приятеля. Засыпает лишь под утро. Его будит грохот подкованных сапог. Распахивается дверь. На пороге обер-вахмистр. С ним двое полицейских.

— Документы!

Из-за спины обер-вахмистра появляется Книбуш в военной форме.

— Не извольте сомневаться, герр обер. Это тот самый Маркузе. Его увозят в закрытом фургоне. Вдоль борта надпись — «Свежий хлеб». Зачем лишний раз нервировать прохожих.

Полицейская тюрьма на Александрплац. Заключенные называют ее фамильярно Алекс. Тусклая лампочка. Зеленая, обитая железом дверь. Невыспавшийся полицейский чиновник.

— Ты член коммунистического союза молодежи? Отвечай!

Через несколько минут захлопнется дверь тюремной камеры. А сейчас на столе полицейского чиновника дребезжит телефон:

— Алло! Вы слышите? В городе появились листовки!

Арестованный Маркузе улыбается. Он ясно представляет себе квадратик бумаги №3. И два слова — «Рот фронт» — в правом верхнем углу.

Фрицас Маркузас, студент института физкультуры, Голландия, 1935 год. Всю войну снимок пролежал в солдатском вещевом мешке. Нам с трудом удалось его восстановить.

Друзья готовят ему побег. Весной 1934 года Маркузе, переодевшись священником, бежит в Данию. Мирная страна. Приветливые белокурые девушки. Вдоволь говядины и масла.

Он заканчивает спортивный колледж. Затем — долгие месяцы без работы.

— Кому нужен тренер? — ухмыляется служащий биржы.

Говорят, есть работа в Литве. С тех пор его фамилия звучит по-литовски — Маркузас. В 1940 году Литовская ССР вошла в состав СССР. И вот он — советский гражданин. 1941 год. Война. Маркузас идет добровольцем на фронт.

Тишина над снежной равниной. Окопы противника смутно угадываются в морозном тумане. Там на расстоянии четырехсот метров — фашисты, бывшие соотечественники, враги. Слева на железнодорожном полотне черный остов разбитого товарного вагона.

— Пора, — говори майор.

Первые сто метро! он движется в рост. Затем бежит, пригнувшись, как в атаке. Тяжелый металлический рупор бьет его по ногам.

Раздаются выстрелы. Пули вспарывают снег. Дальше — по-пластунски. Метр за метром. Одиночные выстрелы сменяет трескотня пулемета. До вражеской траншеи метров пятьдесят.

Маркузе прижимает ледяной рупор к губам:

— Солдаты, — выкрикивает он по-немецки, — не верьте Геббельсу! Я расскажу вам правду о Сталинграде!..

В землянке командира роты сидит перебежчик:

— И вот я наконец решился. До этого ежедневно слушал передачи. Офицеры загоняли нас в блиндажи. Я прятался в траншее и слушал. За это старший лейтенант Книбуш ударил меня рукояткой пистолета.

— Гейнц фон Книбуш? — быстро спрашивает Маркузас.

— Совершенно верно, господин переводчик. Ну и мерзавец, доложу я вам.

— Я знал этого человека...

Гранд-отель в Мюнхене. На лестнице беседуют двое пожилых мужчин.

— Так мы увидимся? — спрашивает Гейнц фон Книбуш. — Не забывай, мы старые приятели. Мы говорим на одном языке.

— О нет, ты ошибаешься, Гейнц Мы говорим на разных языках, — отвечает Маркузас.

Затем он проходит мимо не оглядываясь...